— Как ты встретился с Клодиной?
— Три года назад она спасла меня. Меня ранили в ногу штыком. Когда я очнулся, я увидел перед собой самые добрые, самые нежные глаза на свете. Она рассказала, что нашла меня в лесу в двух милях от поля боя. Думаю, я дополз туда, хотя и не помню как. Клодина выходила меня.
— Почему она помогла британскому солдату?
— Она рассказала, что недавно потеряла на войне младшего брата. Клодина не хотела, чтобы кто-то еще испытывал боль от потери любимого, да и не хотела иметь на своей совести мою смерть. Она решила сделать все, что в ее силах, чтобы помочь мне выздороветь, а потом отправить меня туда, куда я сам захочу.
Уильям в волнении сжал лежавшие на столе руки.
— Мы совсем не хотели влюбляться, но так случилось. Через пару недель я уже настолько поправился, что мог бы вернуться в полк, но не смог оставить ее. Клодина отказывалась выйти за меня замуж, опасаясь, что, имея жену-француженку, я могу попасть в трудное положение, но я оказался упрямым. Мы отправились в деревню, находившуюся в нескольких часах езды от дома, и тайно там обвенчались. После этого я поселил ее в другой деревне под чужим именем. Я хотел держать ее подальше от Гаспара, чья неукротимая ненависть к англичанам после гибели Жюльена перешла в безумие. Необходимость прятать ее в безопасном месте стала еще более насущной, когда я узнал, что она ждет ребенка.
Уильям бросил быстрый взгляд в сторону мирно спавших жены и дочери.
— Гаспар нашел церковь, в которой мы венчались, затем явился ко мне. Он собирался убить меня, а потом найти Клодину и тоже убить. Мне удалось убедить его, что я сочувствую французам: ведь у меня жена — француженка, как же я могу хранить верность англичанам? Чтобы доказать свою преданность французам, я обещал достать оружие для него и его людей.
— Чем ты и занимался в ту ночь в порту, — заметил Остин. — Только оружие было непригодным.
— Да, кроме нескольких штук, лежавших сверху, — на тот случай, если Гаспар захочет его проверить, что он и сделал. — Он провел ладонями по лицу. — Когда я увидел тебя там, я пришел в ужас. Я ничего не мог объяснить тебе, и я не должен был допустить, чтобы Гаспар увидел тебя. Это стоило бы нам обоим жизни.
— Я хочу, Уильям, чтобы ты знал, как я сожалею об этой ночи. Назвать тебя изменником, отречься от тебя, от брата…
— Ты же не мог знать, Остин.
— Я должен был доверять тебе, понимать, что ты никогда не изменишь.
— Ты поверил тому, чему я хотел заставить тебя верить. Я мог бы признаться тебе, объяснить, что происходило во время нашего разговора, но я не мог рисковать, ведь нас могли подслушивать, могли допросить тебя. Я был готов сказать любую ложь — любую ложь, чтобы защитить Клодину и Жозетту, даже притвориться изменником перед родным братом.
Остин посмотрел на Элизабет. Да, он понимал всю глубину такой любви.
— Мне очень жаль, что я был вынужден допустить, чтобы ты, мать, Каролина и Роберт целый год оплакивали меня, — тихо произнес Уильям, — но пока я не разобрался с Гаспаром, я не мог рисковать и возвратиться домой. Убив его, ты освободил меня.
Остин содрогнулся:
— Этот мерзавец чуть не убил мою жену. Будь моя воля, я убил бы его еще раз.
— Она очень смелая, твоя жена. Ты давно женат?
— Нет. Но она изменила всю мою жизнь. — Он взглянул на Уильяма, и они поняли друг друга. — Ты меня понимаешь.
— Полностью. А Клодина изменила мою.
Они помолчали, затем Остин сказал:
— В первый же вечер, когда я встретил Элизабет, она мне сказала, что ты жив. Я не поверил ей.
Уильям нахмурился:
— Как она могла знать, что я жив?
Остин взглянул на кровать у камина, на женщину, которой принадлежали его душа и сердце. Он не оскорбит ее, открыв ее дар ясновидения, — ибо это был истинный дар. Повернувшись к Уильяму, он объяснил, какая необыкновенная женщина его жена.
Когда он закончил, Уильям в изумлении посмотрел на него:
— Это — чудо.
И Остин снова взглянул на Элизабет.
— Да, Уильям. Она именно такая. Она — чудо.
И как только она проснется, он будет уверять ее в том, что она — настоящее чудо. И что ее место — рядом с ним.
Глава 27
Элизабет медленно приходила в себя, начиная постепенно воспринимать окружающее. Тупая неослабевающая боль в плече не покидала ее, но она не шла ни в какое сравнение с тем пылающим адом, в котором еще недавно она находилась. Элизабет глубоко вдохнула, и ей в нос ударил аппетитный аромат чего-то очень вкусного. И тотчас же ее желудок дал знать, что она голодна.
Она открыла глаза. Слабые лучи солнца, падая на потолок, освещали комнату. Где-то вдалеке щебетали птицы.
— Элизабет.
Она медленно, поморщившись от боли в плече, повернула голову. Остин сидел рядом, сжав ладони и упершись локтями в расставленные колени.
Его небритые щеки потемнели, придавая ему вид черного ангела. Спутанные волосы были откинуты со лба назад, словно он десятки раз хватался за голову. Он выглядел взъерошенным и усталым и в то же время невероятно сильным и мощным.
И очень встревоженным. В надежде рассеять его беспокойство она с усилием слабо улыбнулась ему.
— Остин.
Он шумно вздохнул и на мгновение закрыл глаза.
— Как ты себя чувствуешь?
Элизабет на секунду задумалась.
— Болит плечо. Мне хочется пить, а от этого восхитительного запаха у меня урчит в животе.
Его лицо просветлело.
— Я принесу тебе какую-нибудь еду и питье, а потом дам немного опия, чтобы успокоить боль.
Остин встал, и она смотрела, как он наливает воду из оловянного кувшина в грубую чашку.
Подойдя к ней, он осторожно, подложив под спину подушку, помог ей приподняться. Боже, как приятно было ощущать прикосновение его рук, даже если это было всего лишь проявлением заботы!
Устроив ее поудобнее, он поднес чашку к ее губам. Она осушила ее за три глотка, наконец утолив жажду.
— Еще? — спросил он.
— Нет, спасибо.
— Не хочешь ли бульона? Клодина приготовила сегодня утром.
Ее желудок требовал пищи, но она сказала:
— Потом. Сначала мне надо поговорить с тобой. Столько надо сказать тебе… столько у меня надежд…
— Конечно.
Остин сел на деревянный с прямой спинкой стул, и она подумала, не провел ли он всю ночь на этом жестком стуле. Она подозревала, что так и было, потому что, судя по его виду, он совсем не спал.
— Что с ребенком? — с беспокойством спросила Элизабет.
— С девочкой все хорошо, Элизабет. Ее зовут Жозетта. Она с Клодиной около дома. И с ними Уильям.
— Уильям? Значит, он…
— Здесь. Жив. И здоров.
— Как…
— Я знаю, ты о многом хочешь спросить, и я расскажу тебе все, чего ты не знаешь, но сначала я должен тебе кое-что сказать.
Остин взял ее руку и крепко сжал. Выражение его лица стало таким серьезным и напряженным, что сердце Элизабет дрогнуло от предчувствия.
— Элизабет, я принял решение.
— Решение?
Он заглянул ей в глаза и покачал головой:
— Черт побери, я так долго ждал, когда ты придешь в себя и я смогу поговорить с тобой, что теперь, когда этот момент наступил, я не знаю, как это выразить словами.
Ей стало трудно дышать. Она-то слишком хорошо знала, как нелегко сказать кому-нибудь, что желаешь расстаться с ним.
Отпустив ее руки, Остин наклонился. Когда он выпрямился, Элизабет увидела у него в руках небольшое помятое ведерко.
— Я принес тебе кое-что, — тихо произнес он. И достал из ведерка большую спелую ягоду земляники.
Она растерянно смотрела, как он держит ягоду за зеленый черешок.
— Помнишь, как после свадьбы мы ехали в Лондон? — пристально глядя на нее, спросил Остин. Элизабет молча кивнула.
— Ты рассказала мне сказку о том, как появилась земляника, о супругах, которые жили удивительно счастливо, но потом поссорились. Жена ушла от своего мужа и шла не останавливаясь, пока не увидела спелые красные ягоды земляники. Она попробовала их, и ей захотелось вернуться, чтобы угостить ими мужа, и она пошла обратно. — Он поднес ягоду к ее губам. — Я хочу, чтобы ты вернулась ко мне.