- Не ной, как девчонка, - раздраженно ответил я, накладывая стежок за стежком. - Если ты наврал и за тобой кто-то припрется...
Рон замотал головой, но вот взгляд отвел, что мне чертовски не понравилось. Хотя вряд ли бы наркоман из железных пещер приперся сюда. Другое дело, если Рон наврал и перешел дорогу кому-то еще. Судя по дрожи, что то и дело прокатывалась по телу, серым порошком друг все еще не ширнулся.
Когда края раны почти полностью сошлись, кровь перестала сочиться, и я облегченно отодвинулся, вытирая выступивший на лбу пот. Отпихнув ботинком моток лески, я встал и направился к бадье с водой. Руки, измазанные в крови, хотелось немедленно отмыть, желательно с наждачкой.
- Зажми рану на всякий случай.
- Кристиан... Крис... Я могу у тебя...
- Оставайся, - отмахнулся я. - Лежи. Жить будешь. Но еще раз припрешься ко мне в таком виде - я не открою дверь. Понял?
- Понял, понял, братишка, - пролепетал Рон и закашлялся. - Крис... я не о том... мне очень надо, понимаешь?..
Раздраженно повернувшись к другу, я резко ответил:
- Ты ширяться здесь вздумал? У меня порошка нет.
- У меня есть, братик. Крис, Крис, пойми, не могу уже... Дышать уже не могу... - как умалишенный затараторил Рон, будто в миг забыл о продырявленном животе и даже попытался привстать. Но только ожидаемо вскрикнул от боли, а на ткани выступили новые пятнышки крови.- Крис... совсем времени нет... У меня горит все... горит... Не воздух - огонь, понимаешь, братик. Не от раны сдохну, так от отмены...
С отвращением я смотрел, как дрожащими пальцами друг достает из кармана штанов грязный пакетик, в котором виднелись серые крупинки. Выронив его на пол из-за слабости, Рон с отчаянием уставился на меня. Как маленький капризный ребенок, он задергал ногами, чуть не сбрасывая ботинки. Но судя по виду - эта была не блажь, а его действительно добивала ломка. Даже на рану плевать было. Из кармана следом за пакетиком вывалилась пластиковая трубка.
- Спички рядом с тобой. Делаешь, что хочешь. Будешь понимать, что сдохнешь к утру - выползай из моего гаража. Ложись умирать где угодно, но только не рядом со мной. Я спать, Рон.
Больше не слушая бормотания друга, я прошел к кровати и забрался под одеяло. Оставалось еще немного времени, чтобы поспать. Уже через сомкнутые веки я видел, как друг с трудом засыпает порошок в трубку и трясущимися руками поджигает край.
В ноздри проник горьковатый, дурманящий запах. Скривившись, я отвернулся к стене, но успел заметить блаженную улыбку, растекшуюся по физиономии Рона.
- Хорошо... Как хорошо... Так и умереть не страшно.
Тусклый, едва зажегшийся свет потолочных ламп лился на бумажные горы. Не то что на металлоломе, где раз горка, два и обчелся. Нос тут же заложило от вони: все дело было в пропитке. Одному Верхнему городу было ведомо, из чего предки делали листы и чем пропитывали, но несло от них знатно. Нет, конечно, хорошо, что бумага почти не гнила и ее можно было пускать на переработку в хлебцы, но как же тянуло блевать после глубокого вздоха.
Куда ни глянь простирались залежи макулатуры - исписанные детскими почерками листы тетрадей с любовно вырисорванными цветочками и драконами по полям, стопки газет с кричащими заголовками, порваные в клочья книги. Последних было больше всего. Наверное, потому что в конце двадцать первого века, если верить найденным рекламным буклетам, бумажные книги вышли из моды, и их массово относили в утиль. Теперь разноцветные, глянцевые обложки хрустели под подошвами ботинок, пока я пробирался все ближе к скоплению людей.
На бумаге начинали работать рано: чтоб насобирать на приличную пайку и пару бутылок воды, приходилось пахать от первых вспышек потолочных ламп до кромешной темноты. Но с другой стороны - спину не надорвешь. Моя поясница то и дело стреляла острой болью, заставляя морщиться при каждом шаге, а голова раскалывалась из-за недосыпа.
Рон к утру не окочурился, и выглядел куда бодрее. Но идти на своих двоих восвояси еще не мог. Выбив обещание никого не впускать до моего возвращения, я перетащил его на кровать и оставил. Хотелось надеяться, что друг не вляпается во что-то еще пока я разбираюсь с пропавшей Никс.
...Уже первая чумазая девчонка лет четырех на вид, закутанная в серый пушистый плед, узнала по описанию спасителя Никки: здесь все его звали Шепелявым. Точнее, мелкая с не\полным ртом молочных зубов просвистела: "С-сипилявый". Не многим лучше, чем долматинец. Работал он на одном из северных склонов, прямо у перерабатывающего бака. Девчонка бесстрашно схватила меня за ладонь и потащила туда, приговаривая: