- Какая сегодня дата? – торопливо спросил Максим, усаживаясь на холодный пол.
- Восьмое января, дядя!
- Год! Год какой?
- Ум от страха потерял? Сорок третий!
- Тысяча девятьсот?
Подросток на топчане напротив зашевелился и сел, придерживая распухшую руку.
- Ты откуда свалился, дядя? Ты кто?
- Неважно…
- Нет уж, отвечай. Вдруг ты подсадной?
Вместо ответа Максим показал год изготовления, отпечатанный на кепке и бирку на камуфляжной куртке.
- Вот оно как? – паренек поверил. Или сделал вид, что поверил. – Скажи мне, дядя мы победим?
- Нет, - честно ответил Максим. – Проиграем. Только не в этой войне. В следующей. Холодной. Советский Союз распадется на отдельные республики-страны.
- Не может быть! Не сочиняй, дядя!
- Подожди, Серега! – слабо сказал кто-то из угла. – А почему Советский Союз распадется?
Максим пожал плечами.
- Я точно не знаю. Историки спорят до хрипоты. Я думаю, все потому что одни и те же до старости у власти сидели, и все новое на корню рубили. Вот и отстали от Америки да Европы.
Все умолкли. Вокруг Максима словно образовалась пустота. И вдруг резкий, пронзительный девичий крик донесся откуда-то сверху, через потолок. Он умолк и тут же раздался снова, но уже приглушенно, словно несчастной заткнули рот.
- Козел старается, - сказал Серега. – И Будила.
- Кто такой этот козел?
- Козлов Вадим Павлович, начальник полиции. Будила этот – его прихвостень, палач.
У Максима по коже пробежали мурашки.
- И меня к нему? – прошептал он пересохшими губами.
- Раз ты здесь, другой дороги нет, - сказал Сергей. – Если ты не подсадной, конечно.
- Советского Союза не стало, когда я только-только пошел в школу, - Максим поднял голову. – Но я все равно советский человек. Им и останусь до самой смерти. Только бороться мне больше не за что. Счастливое будущее так и не наступило.
- Дурак ты, дядя, а не советский человек! – глаза Сергея гневно сверкнули. – Бороться всегда есть за что! Всегда…
Снова раздался отчаянный девичий крик. Максим вздрогнул и сжался.
- Девчонок сегодня терзают, - Сергей оставался спокойным, только сжал здоровую руку в кулак. – Завтра наш черед. Расписание у Козла такое. С хозяев берет пример.
- С немцев?
- С них самых.
Максим наморщил лоб, но так и не смог припомнить никакой подпольной организации, кроме «Молодой гвардии». Но это явно не они – этот Сергей не был похож на своего тезку Тюленина. Просто ради интереса Максим сел и начал всматриваться в лица, но никого хотя бы отдаленно знакомого не увидел. Общими между этими ребятами и «Молодой гвардией» были только возраст да методы допросов, которыми из них вытягивали показания. На ум пришла заметка из интернета. В ней писали, что раскрытых фашистами подпольных ячеек было много, но лишь об одной из них узнал весь мир. И то из-за романа Фадеева.
- Ты чего вынюхиваешь, дядя? – недовольно спросил Серега. – Придушим, и Козел не поможет.
- Душите, чего уж там, - Максим лениво махнул рукой. – Считайте меня подсадным или кем хотите. Я устал.
Подросток тут же сбавил тон:
- Мы не хотели тебя обидеть, дядя. Но ты тоже нас пойми. Не в игры ведь играем.
- На танцы вокруг елки непохоже, - вздохнул Максим. – Я, к стыду своему, историю плохо знаю. Не могу вспомнить, что у вас за отряд. Но лучше и не надо. Меньше знаешь, крепче спишь…
Снова наверху закричала незнакомая девушка. Максим лег на кучу тряпья и долго смотрел в потемневшее окошко. Женские крики смолкли поздно вечером.
Глава 5. Допрос с пристрастием
До полудня в подвал никто не приходил – казалось, о пленниках все забыли. Но когда солнечный луч пыльным столбом ударил сквозь окошко, Сергея увели на допрос. А чуть позже явились и за Максимом.
- Эй, ты, мошонец, на выход! – произнес голос Брындина. – Ща тебе шкуру полировать будут!
Максим поднялся и обвел глазами искалеченных ребят.
- Ну, не поминайте лихом.
- Держись, дядя. Мы с тобой. Даже несмотря на твои байки, - произнес паренек в углу, подмигнув единственным глазом. Вместо второго была сплошная рана.
Максим, ощущая спиной холодный ствол винтовки, поднялся по каменной лестнице на первый этаж. Брындин втолкнул его в просторное помещение со стенами, выкрашенными в ярко-голубой цвет. Жарко пылал камин, в его пламени калились нагретые докрасна железные щипцы, которые то и дело переворачивали двое полицаев. Судя по сваленным в кучу книгам, до войны здесь был читальный зал. Но сейчас вместо запаха типографской краски здесь стоял тошнотворный запах крови.