Поднимая ее, я обхватываю ее ноги вокруг себя и почти взрываюсь, когда она двигает бедрами. Я знаю, что мне следует переезжать, но у меня не хватает терпения.
Мои губы снова сливаются с ее шоколадным ртом, и я наслаждаюсь вкусом, который более декадентский, чем любой кофе, который я когда-либо пробовал. Ее пальцы впиваются в мой затылок, соответствуя моей страсти, умоляя заявить о себе целиком.
Я так чертовски рад побаловать себя.
С грубым стоном я отрываюсь от ее губ, оставляя за собой горячее дыхание и легкие покалывания поцелуями на ее шее. Я пробую на вкус каждый кусочек ее кожи, исследуя свой путь к ее уху.
— Кения, — рычу я.
— Д-да.
— Сегодня вечером ты будешь часто говорить ‘да’. — Я прижимаюсь губами к ее подбородку, там, где шея соединяется с костью, и она дрожит, борясь с неистовой потребностью внутри меня. — Ты собираешься выкрикивать мое имя.
Она уже на грани. Я могу сказать. Кудри рассыпаются по ее плечам, глаза горят, как два факела.
Мое тело почти сотрясается в конвульсиях от этого взгляда.
Я заставляю себя сосредоточиться. — Но когда ты произносишь мое имя, я хочу, чтобы ты стонала правильно.
— Из страны?
Мой разум бредит от желания, но это вызывает смешок.
Я провожу руками по ее позвоночнику. Мой голос грубый. Предупреждение. Голосовые связки ударяются о наждачную бумагу. — Ты понимаешь?
— Ты выкрикиваешь приказы днем и ночью, да? — Ее голос тяжелый. Такой же тяжелый, как ее грудь, которая прижимается ко мне.
Мои губы снова атакуют ее, на этот раз с необузданным голодом, с укусом, с обещанием всех тех порочных вещей, которые я планирую сделать с ней сегодня вечером.
Затем я тащу ее в спальню и дразню, пока она не усвоит свой урок.
— Холланд. — Она мурлычет. С потребностью. С отчаянием.
Тогда, и только тогда, я даю ей то, что она хочет.
Я целую ее.
Я мучаю ее.
Я поклоняюсь ей.
А потом я обнимаю ее, как будто она самый дорогой человек в моем мире.
Ее нога обвивается вокруг моей, дыхание ровное.
Я никогда не думал, что у меня хватит духу отдать всего себя другой женщине. Я был так уверен после Клэр, что больше не потеряю свое сердце.
Затем ворвался Кения Джонс и забрала его.
И она не была удовлетворена. Эта женщина. После того, как она выстрелила в мое сердце, она завладела моим разумом. Моей душой. Моим телом.
Поэтому я наказал ее за это.
Я разбил ее вдребезги.
А потом я собрал ее обратно, чтобы снова разбить вдребезги.
Она была липким месивом, когда я повел ее в душ, чтобы отмыться. И теперь ее тело вялое. Жидкое тепло. Она обволакивает меня, как будто мы одно целое. Как нечто, что не может отделиться. Не без разрушения.
Ее волосы в диком беспорядке. Она пробормотала что-то о шляпке, прежде чем я притянул ее к своей груди и заглушил остальные ее слова медленным, извилистым поцелуем.
Теперь она почти вышла.
Бедняжка.
Я действительно не дал ей возможности перевести дух сегодня вечером. Слишком много сдерживаемого желания. Слишком много дней наблюдал, как она гарцует по офису в этих обтягивающих юбках и на этих каблуках. Слишком много ночей мечтал о том, чтобы она была в моих объятиях, когда я проснусь.
Я наматываю гипнотические круги на ее бедро, нуждаясь в ее близости, несмотря на то, что всю ночь искал новые и креативные способы услышать, как мое имя срывается с ее губ.
Ее дыхание обдает меня. Ее глаза закрываются, но я все еще вижу полоску полуночной черноты. Драгоценные камни из оникса. Такие темные, что поглощают ночь.
Наши губы соприкасаются, потому что мне нужно снова почувствовать ее, даже если я знаю, что она слишком устала для следующего раунда.
Теперь она поднимает взгляд, более бодрая, чем была раньше.
Мой взгляд не смягчается. Он усиливается. Мой палец поглаживает ее бедро более решительно. — Кения.
— Мм? — Ее голос мягкий. Доверчивый.
Это находит отклик во мне. Этот тон. Эти глаза.
— Я хотел спросить. — Я провожу губами по ее лбу. — Как все прошло сегодня на позднем завтраке?
Она напрягается, и я задаюсь вопросом, не следовало ли мне приберечь этот вопрос для другого раза. Может быть, когда мы не были обнажены. Когда я только что не выбивал из нее жизнь, как будто я едва ли гребаный человек.
Сделав глубокий вдох, она перекатывается на спину и смотрит в потолок. Одеяло идет вместе с ней, обволакивая ее потрясающее тело так, что у меня болят пальцы.
Я решаю, что ревность мне не идет. Схватившись за простыню, я тяну ее, пока она снова не перекатывается в мою сторону. Я прижимаюсь губами к ее щеке, вдыхая исходящее от нее дыхание.