— Последний вопрос.
Иезекииль переминается с ноги на ногу.
Мое нетерпение выходит из-под контроля. — Нет.
— Почему я? — Она хмуро смотрит на Иезекииля. — Вы оба были там вчера. Ты видел, что произошло между нами. Ты даже знаешь о папоротнике.
— Пусть он покоится с миром.
Ее глаза прищуриваются, когда она смотрит на меня. — Мы не ладим.
— Удачный способ выразить это.
— Ты превращаешь меня в человека, который ввязывается в драку с зеленью. А я заставляю тебя… что ж… ты уже был таким, я полагаю. Так почему же ты хочешь работать со мной? Зачем давать мне шанс, когда ты знаешь, что у меня всегда были должности только начального уровня?
Я вздергиваю подбородок и смотрю мимо нее. — Иезекииль, возьми ее сейчас, пока я не потерял терпение.
Ее брови сходятся вместе. — Эй!
— Сюда, мисс Джонс. — Иезекииль сжимает ее руку.
— Я буду на мосту передачи данных, — говорю я.
Иезекииль кивает.
— Убери от меня свои руки. Я могу пойти сама.
Я улыбаюсь, уходя от спитфайр, которая теперь официально мой сотрудник и официально вне зоны доступа. Посмотрим, справится ли она со всеми планами, которые у меня на нее есть. И я посмотрю, смогу ли я держать свои руки при себе.
Пятнадцать минут спустя я удобно усаживаюсь в свой прочный внедорожник, который подходит для поездок по городу и бездорожью. От горячей чашки кофе, заключенной в плюшевые подстаканники, поднимается пар.
Я опираюсь локтем на центральную консоль, просматривая данные в поисках последнего обновления. В последнее время я чаще бываю на месте цифрового моста из-за изменений, которые мы пытаемся протолкнуть.
Программное обеспечение продолжает давать сбои, и с ними быстрее справиться на месте, чем отправлять инструкции.
Цифровой мост является домом для всех серверов Fine Industry. Серверы — это мозг компании, и, точно так же, как когда Белль была ребенком, и я не мог отвести от нее глаз из-за страха, что что-то случится, серверы похожи на моих детей.
Мы оказываем на них давление изо всех сил, и я предпочитаю внимательно следить за их работой на случай, если нам понадобится перезвонить.
Кофе получается теплым и гладким. Кожаное сиденье подо мной как растопленное масло.
Я стараюсь не обращать внимания на мир, проносящийся за окном. Хотя я стал намного лучше ориентироваться в дороге, тошнотворное чувство в животе периодически охватывает меня.
ПОСТТРАВМАТИЧЕСКИЙ синдром, сказал мой шурин.
Нежелательная слабость — вот как я предпочитаю это называть.
Меня бесит, что я, кажется, не могу преодолеть это препятствие. Мне теперь трудно даже дотронуться до руля машины, что затрудняет ночные походы за продуктами или в аптеки.
Бернард бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида.
Я хмуро смотрю на свой планшет. — Я был бы признателен, если бы вы могли следить за дорогой.
— Ты в порядке, босс?
Я вздыхаю. Бернард был моим водителем последние три года. Он всегда на связи и никогда не упускает случая появиться в самое неподходящее время, чтобы отвезти нас с Белл туда, куда нам нужно.
Его уникальная способность заглядывать в мою личную жизнь, к сожалению, создает у Бернарда впечатление, что я тот, кого следует пожалеть. Он никогда не говорит этого прямо, но с другой стороны, он знает, что я бы оторвал ему голову, если бы он это сделал.
Как обычно, я с ним резок. — Я в порядке.
Он знает, что лучше не давить на меня дальше.
Еще одна причина, по которой Бернарду удавалось оставаться рядом так долго. Он знает, когда быть любопытным, а когда отступить.
— Спасибо за кофе, — неохотно говорю я, проводя рукой по экрану.
— Без проблем.
На моем телефоне появляется предупреждение от домашней системы безопасности. Сначала я не понимаю, для чего предназначено это уведомление. Пока на экране не начнут прокручиваться пугающие слова.
Обнаружено задымление. Пожалуйста, немедленно эвакуируйтесь.
Я отставляю кофе так быстро, что он расплескивается по чашке и обжигает мне руку. — Ах!
— Мистер Алистер! — Глаза Бернарда находят мои в зеркале заднего вида.
Я хватаю свой телефон. Набирая номер моей няни, я как на иголках жду, когда она возьмет трубку. Линия звонит и звонит, но ответа нет.
Я смотрю на часы и чертыхаюсь. У Белль игра только в три. Сейчас она все еще дома. Что, если дым вырубил ее няню? Что, если моя дочь кашляет и зовет меня?
Я представляю, как она ползает по полу, покрытая сажей и шрамами. Я вижу, как она кашляет. Плачет. Зовет своего папочку.
Нет, только не снова. Я не могу снова пережить этот кошмар.