Я чертовски хороша!
Поднимаясь на четвереньки, я подтягиваюсь и бросаюсь к двери.
— Кения, подожди! — Я слышу шорох ткани и шаги по земле позади меня.
Внезапно это становится фильмом ужасов.
Только там нет парня в маске с бензопилой.
Никакой клоун не подглядывает за мной из канализационных труб.
В моей коллекции нет одержимой куклы, поднимающейся со злобной усмешкой.
За мной гонится моя обнаженная сестра, за ней волочится белая простыня. У нее нет ножа. Потому что она уже вонзила это прямо в мое сердце.
Это у меня кровь течет.
Я та, кто борется за выживание.
— Кения, пожалуйста! Подожди минутку!
Я прохожу через гостиную, не оглядываясь.
На подставке для телевизора висит фотография нашей семьи. На ней папа, его коротко остриженные волосы и смуглое лицо сияют в камеру. Вот Фелиция, ее загорелая кожа, яркие карие глаза и теплая улыбка, отражающая весь свет. А еще есть я и Саша.
Я обнимаю ее. У меня кудрявые волосы, в то время как у нее длинные и прямые. Моя кожа темная, в то время как у нее загар от загара.
Другой. Но тот же самый.
Сестры.
Не по крови, а по выбору.
Я бросаюсь вниз по лестнице и проламываюсь через выходы.
Мой рот открыт.
Большими глотками.
Я выхожу на улицу, и люди бросают на меня странные взгляды, когда я пробегаю мимо них. Темнокожий подросток видит, как я бегу, и он тоже убегает, не нуждаясь ни в каких объяснениях, кроме того, что моя сестра тоже в движении.
Я хочу сказать ему, что все в порядке.
Я не убегаю от головорезов.
Я убегаю от семьи.
Разве это не мило?
Взгляд через мое плечо показывает, что Саша отказался от погони.
У меня звонит телефон.
Это Уолт с работы.
— Тебе нужно прийти сейчас, — говорит Уолт, даже не поздоровавшись.
Я невидящим взглядом смотрю на горизонт, прижимая телефон к уху.
У меня болят руки.
Моя голова.
Мое сердце.
— Ты слышишь меня, Кения? Сегодня у нас с визитом кто — то очень важный, и тебе нужно быть здесь, чтобы…
— Я понимаю.
Он издает сдавленный звук и, вероятно, хочет отругать меня, но я не даю ему такой возможности. Я вешаю трубку и плыву к автобусной остановке, мои глаза устремлены в землю, а тело невероятно онемело.
Мир проходит мимо меня, и я на самом деле ничего не замечаю. Каким-то образом я сажусь в автобус и выхожу на нужной остановке.
В тот момент, когда я захожу в штаб-квартиру Belle's Beauty, я жалею, что просто не пошла домой. Уолт стоит на страже у стойки регистрации, его глаза косятся на меня, как будто я задавила его собаку.
Не лучшее дополнение к моему дню, но уже слишком поздно разворачиваться и отправляться домой. Он поймал меня.
Уолт хмурится. — Ты опоздала, Кения.
Мои ноздри раздуваются. Обычно я бы ничего не сказала. После стольких лет работы под началом раздражающих боссов я приучила себя воздерживаться от резких комментариев. Плюс, эта работа оплачивается намного лучше, чем когда я работала в магазине. Я не спешу ее терять.
Но изображение моей сестры и парня вместе вытатуировано у меня под веками, и мне немного не хватает терпения.
Уолт машет пальцем у меня перед носом. — Ты думаешь, что можешь расслабиться без последствий? Это не игровая площадка! Я ожидаю от тебя большего!
— Ты же сам сказал мне, что я могу прийти на час позже, — огрызаюсь я.
Уолт быстро моргает, его толстые щеки раздуваются, когда он бросает на меня изумленный взгляд.
Я свирепо смотрю на него в ответ.
Он становится ярко-красного оттенка. — Проверь свое отношение, юная леди. Ты заставила нашего очень важного гостя ждать целый час и…
— Этого достаточно, Уолт.
Мой взгляд поднимается на мужчину, крадущегося за углом.
Мое сердце переворачивается само собой.
Святой Фицуильям Дарси.
Это слишком ужасный день для такого прекрасного человека, чтобы спуститься с горы Олимп.
Более шести футов рельефных мышц скрывается под итальянским костюмом, который, вероятно, стоит столько же, сколько три выплаты по студенческому кредиту вместе взятые.
Острота его подбородка божественна.
Густые каштановые волосы, как из рекламы шампуня.
Разлетающиеся брови, ухоженная борода и очертания его скул — все это говорит о том, что он так же опасен, как и его сделай что-нибудь, чтобы разозлить меня, и я прикончу тебя, — намекает хмурый взгляд.
Что заставляет меня почти забыть о моем ужасном утре, так это эти глаза.
Конечно, они орехового цвета, но назвать их "довольно коричневыми", "янтарными" или даже "уникальными" было бы грубым нарушением английского языка.