Я рыдаю, мое сердце снова разбивается. Не должно быть так свежо каждый раз. Разве раны в конце концов не заживают? Когда мои склеятся и высохнут? Когда перестанет казаться, что мое сердце разрывается на части?
— Она попросила меня… — Я тяжело дышу, — быть ее подружкой невесты.
Руки Санни сжимаются вокруг меня. — Этот эгоистичный кусок…
— Я не могу этого сделать.
— Конечно, ты не можешь. У нее серьезная проблема, если она думает, что ты когда-нибудь согласишься на это.
— Я больше не хочу плакать. — Садясь, я использую рукав своей футболки, чтобы вытереть слезы. — Это жалко.
— Плакать никогда не бывает жалко. Таким образом ты выражаешь свою боль. Если ты будешь держать это в себе, оно взорвется. И это нездорово. — Она похлопывает меня по щеке.
Я улыбаюсь. — Что я сделала, чтобы заслужить такого друга, как ты? Ты намного взрослее меня.
— Взослее? — В ее глазах что-то вспыхивает. Стыд? Сожаление? — Я бы так не сказала. Все, что я делала, это совершала ошибки, но это научило меня нескольким вещам.
Я смеюсь. — Ты шутишь, да? Какие ошибки ты совершила? Разве ты не всегда была мисс Совершенство? — Мой тон легкий. — Все в школе приходили к тебе за советом, за помощью. Ты была убежищем для неудачников. Разве ты не была такой еще до того, как мы встретились?
Санни улыбается, но за этим скрывается тьма. — Нет, я не всегда была такой. В моей жизни был период, когда я была такой же, как Саша. Я думала, что не могла сделать ничего плохого, даже если бы перешла все границы. Вот почему то, что делает твоя сестра, так сильно беспокоит меня. Она нарочно пытается запугать тебя. Ты не можешь ей уступать.
Я отвожу взгляд, мое сердце обливается кровью по всему полу. Саша — моя семья. Даже если бы я захотела, я никогда раньше не говорила ей "нет". И я не уверена, что могу начать сейчас.
ГЛАВА 12
НАГРАДА
ХОЛЛАНД
Я просовываю пальцы под подмышки Белль и поднимаю ее на столешницу. Она хихикает, ее сладкий запах маленькой девочки окутывает меня.
Она все еще одета в свою спортивную пижаму. Она в красно-черную полоску, которая заставляет ее карие глаза сиять. Ее волосы свободно ниспадают на плечи, а ее беззубая улыбка делает мой мир ярче.
— Кто мой специальный помощник по приготовлению блинов? — Я напеваю, щелкая лопаточкой, потому что я шоумен для людей, которых я люблю.
— Я! Я! — Белль болтает ногами.
Я трусь своим носом о ее. — Это верно, милая.
Белль подпрыгивает. Смеется. Смотрит, как я выливаю смесь на сковороду. Тесто для блинчиков шипит, и у меня урчит в животе. Я редко завтракаю, но сегодня утром по какой-то причине я ужасно проголодался.
— Готова перевернуть это? — Я спрашиваю Белль.
— Да!
— Следи за своими руками, — говорю я, притягивая ее в свои объятия и немного приседая, чтобы она могла дотянуться до лопаточки. Ее крошечные пальчики обхватывают ручку и дергают.
Блинчик разламывается на три части.
Белль смеется. — Папа, это некрасиво.
— Ни за что. — Я накрываю ее руку своей и переворачиваю блинчик. — Это самый красивый блинчик в мире. Знаешь почему?
— Почему?
— Потому что это сделала моя прекрасная маленькая девочка.
Она снова смеется. Ее милое хихиканье звучит мелодично. Я хочу запечатлеть этот момент и поместить его в бутылку, чтобы он никогда не пропал со временем.
— Ты глупый, папочка.
— Правда? — Я корчу смешную гримасу, скосив глаза и высунув язык.
Она разражается смехом.
Я целую ее в щеку и крепко обнимаю.
Такие утра бывают так редко. В основном потому, что я всегда в пути. За мое внимание борются миллионы задач, и Белль часто отодвигают в сторону.
Но сегодня я не мог просто вскочить с постели и отправиться в погоню за долларовыми купюрами. У меня слишком много мыслей и слишком много импульсов, которые нужно обосновать.
Бэби Бокс хочет заключить сделку с Belle's Beauty.
Я хочу сказать им "нет".
Не из-за условий.
Не из-за денег.
Не потому, что мне нужно будет договориться об исключении Белль из сюжетной линии.
Но потому, что Уолш смотрел на Кению Джонс так, словно хотел снять с нее одежду слой за слоем.
Извращенец.
Я считаю чудом, что я не прикончил парня. К черту сделку с бэби-боксом. Он бы это заслужил.
Я забочусь о своих сотрудниках, и мне хотелось бы думать, что это праведное негодование пылало бы так же яростно, если бы это был кто-то другой. Но я не потворствую лжи. Ни другим людям, ни самому себе.