— Я не знал, что вы придерживаетесь теорий заговора, мисс Джонс.
Я подхожу к нему ближе. — Ты достаточно дьявольский, чтобы думать о чем-то настолько злобном.
— Понятно. — На его красивом лице появляется непроницаемое выражение.
У меня перехватывает дыхание.
— Если я такой злой человек, — он делает шаг ко мне, — тогда почему, — еще один шаг, — ты следовала за мной всю дорогу сюда?
Я отползаю назад, но мои бедра ударяются о скамейку. Гравитация решает, что ненавидит меня, и вдавливает в кресло. Вместо того чтобы помочь мне, Алистер перегибается через скамейку и обхватывает меня обеими руками.
— Ты тыкаешь в медведя, а потом кричишь, когда тебя царапают когтями. Скажите мне, мисс Джонс, — его глаза ласкают мое тело, — насколько это справедливо?
Боль начинается у меня в животе и распространяется прямо между бедер. Клянусь, у меня как будто второй пульс.
— Ты подтолкнул меня последовать за тобой, — шепчу я, мой голос горит. — И ты знаешь, я люблю вызов.
— Ты сделаешь все, на что я посмею? — Его горячее дыхание касается моего лица. Его пальцы впиваются в спинку скамейки, не касаясь меня, и все же касаются меня везде.
Я — лужа болезненного замешательства и противоречивых эмоций. Мы не равны. Он даже не пытается притворяться, что считает меня таковой. Я просто самый удобный человек, с которым можно поиграть, потому что я была достаточно глупа, чтобы клюнуть на его бред.
Разозлившись на себя, я убираю эти липкие глазки и отталкиваю его назад. Он расслабляется с гордой ухмылкой, как будто он высказал какую-то точку зрения. В чем этот момент заключается? Я понятия не имею, потому что я уже в движении.
Схватив его за галстук, я тяну его вниз. Обычно этот прием не сработал бы, потому что он в два раза больше меня и у него сплошные мускулы, но я застаю его врасплох.
Алистер падает на скамейку, его ладони разжимаются. Деревянный стул дрожит, но не переворачивается. Он надежно закреплен болтами в земле.
Его глаза расширяются от шока. Хорошо. Я не его неуклюжий второй помощник. Мы не в офисе. И что бы это ни было, это тоже должно быть на моих условиях.
Я хлопаю руками по обе стороны скамейки, мои слова тихие и отрывистые. Из-за разницы в росте его голова оказывается на одной линии с моей. Вероятно, я выгляжу для него не так устрашающе, как он для меня.
Неважно. Это передает суть.
— Не связывайся со мной, Алистер. — В моем голосе звучит угроза. — Если мы собираемся перейти черту, мы сделаем это вместе. Ты не тащишь меня. Ты не обманываешь меня. Ты не командуешь мной. — Я отпускаю галстук и разглаживаю его на его груди. — Если это правда или вызов, ты тоже играешь.
Его глаза загораются первобытным блеском. То, что должно было свести нас на равных, только сильнее затянуло меня в его объятия.
Дрожь пробегает по моему позвоночнику, когда его губы изгибаются. Его пальцы проводят линию вниз по моей лопатке к локтю. — Ты не знаешь, насколько это опасно, не так ли?
Стопки водки, которые я выпила, должно быть, лишили меня здравого смысла, потому что я действительно хочу увидеть, насколько это может быть опасно.
Его взгляд скользит к моему рту.
Я слышу, как мое дыхание учащается.
Сохранять дистанцию больно, но я сопротивляюсь желанию прижаться своими губами к его губам и отомстить ему за все то, как он превратил мою жизнь в сущий ад.
Это приятный порыв, но это не будет похоже на наказание. По крайней мере, не для него.
— Ты это имел в виду? — Шепчу я.
Его руки скользят по моей талии. Они большие. Теплые. Дразнящие. — Что это значит?
Мои колени подгибаются. Я еще немного прислоняюсь к скамейке. Что заставляет меня сильнее прижиматься к нему. Моя грудь практически нависает над его лицом, но, к его чести, он продолжает смотреть мне в глаза.
— То, что ты сказал сегодня вечером. — Я хмурюсь. Мой второй пульс превращается в ревущий, пульсирующий ад. Зачем нужны слова? Это кричит. Почему на тебе все еще одежда?
Я впиваюсь пальцами в деревянную скамью.
Алистер пристально смотрит на меня. Я вижу его искренность, когда он говорит: — Ты спасла сделку с бэби-боксом. Это правда. И… Я не должен был кричать на тебя. Даже если ты перешла черту.
Он делает эту невероятно мужественную вещь, когда извиняется, на самом деле не произнося слова "извините".