Выбрать главу

   Гений ваш тут налицо,

   И бутылка ваша, право,

   Как Колумбово яйцо!

   XXVI

   "В символизме много чуши!" -

   Дмитрий думал, но, друзья,

   Символические уши

   Все ж у вас заметил я.

   К символистам новой школы

   Вряд ли что-нибудь так шло:

   Эти длинные символы

   Украшают вам чело!"

   Но поэты-трубадуры

   Стали пить со всех сторон:

   "Мистицизм литературы!

   Декадентство -- вещий сон!"

   Озирису и Изиде

   Культ и храм восстановив,

   Утверждал поэт в обиде,

   Что символ -- иероглиф!

   ХХVII

   Между тем своим порядком

   Шел обед: пулярды, sauces...

   При десерте очень сладком

   Поднят женский был вопрос.

   Бабникам и феминистам

   Подавал Зевес пример.

   Но когда в огне искристом

   Вспыхнул шумный "Редерер",

   Некто с пеною в бокале

   Поднялся во весь свой рост,

   Предложив притихшей зале

   Спич свой выслушать и тост.

   Это был оратор славный,

   Речь метавший, как Перун,

   Словоблуд банкетов явный,

   Юбилейный говорун.

   ХХVIII

   -- Господа! -- храня серьезность,

   Рек он, -- кто-то за столом

   Называл тенденциозность

   Нашей прессы явным злом.

   Мы партийны несомненно,

   Но журнал для нас ведь храм,

   Где мы, в храмине священной,

   Молимся своим богам.

   Есть у вас другие боги, --

   Стройте свой алтарь для них.

   В нашем храме на пороге

   Примем ли жрецов чужих?

   В их сужденьях, приговорах.

   В убежденьях их иных,

   В их кумирах, для которых... -

   Вдруг, смутясь, оратор стих.

   XXIX

   "Ah! Je veux voir Mйtиlla!" --

   Шансонетка, женский смех

   Пронеслись по зале смело,

   Приводя в смущенье всех.

   Пели с аккомпанементом.

   "Безобразие!", "Скандал!".

   Неожиданным моментом

   Был шокирован весь зал.

   "Где? Откуда?" - негодуя,

   Раздавались голоса.

   Стал оратор, как статуя.

   Кто-то крикнул вдруг: "C'est за!"

   Здесь в отдельном кабинете

   Ужин с дамами! -- Не грех!

   Рек философ при газете,

   -- Ah, bonne chance! - раздался смех.

   XXX

   Направление другое

   Принял сразу разговор.

   Казусу смеялись вдвое.

   Кто-то стал весьма остер,

   Появились бри, сигары

   И токайское вино.

   Анекдот был сказан старый,

   Но пикантно и умно:

   "Diligence de Lyon" известный.

   Хоть он был немного смел,

   Невеличко интересно

   Передать его сумел.

   Воробьев историэтку

   В стиле эллинском сказал,

   Как случается нередко,

   Оживившую весь зал.

   XXXI

   -- Помнишь ректора супругу? -

   Остолопов говорил,

   Трогая коленку другу: -

   Эпизодик славный был!

   -- В Юрьеве? А, помню! Знаю!

   Быль студенческих времен!

   Ты, брат, цвел, подобно маю,

   И в чужих влюблялся жен!

   -- Хе-хе-хе! Слыхал, коллега,

   У Эразмуса жена...

   Жизни альфа и омега --

   Страсть любви... Ведь неверна! --

   Но приятеля потрогав,

   Остолопов вдруг присел:

   Перед ним курил Сварогов

   Папироску, тих и смел.

   XXXII

   Опишу ль эффект ужасный,

   Злую встречу двух врагов

   Перед битвою опасной

   В расстоянье двух шагов?

   Остолопов, зеленея,

   И испортив свой обед,

   И шипя не хуже змея,

   Мог нарушить этикет.

   Но спокойная фигура

   Дмитрия произвела

   Впечатленье... Сдвинув хмуро

   Складки грозного чела,

   Тяжким бешенства недугом,

   Как Отелло, возмущен,

   Не простясь с ученым другом

   Остолопов вышел вон.

   ХХХIII

   Дмитрий, нехотя, вмешался

   В ставший общим разговор.

   На банкете не стеснялся

   Уж никто, неся свой вздор.

   Откровенного цинизма

   Дмитрий сильно не любил,

   Анекдотов классицизма

   Чужд ему был пряный пыл.

   И, что с ним случалось часто,

   Чтоб нарушить аппетит,

   Дмитрий тут же, для контраста,

   Рассказал пустой на вид

   Анекдот, но столь скабрезный,

   Что всем стало не смешно...

   Так глоток противен поздний,

   Лишний, выпившим вино.

   XXXIV

   Все, привстав, прощаться стали.

   -- Ты со мной? -- Да я женат! --

   -- Что за вздор! - носились в зале

   Фраз обрывки. Адвокат

   Звал магистра в сени граций,

   В маскарад веселых сцен.

   И насчет ассоциаций

   Говорил все Демосфен.

   Став над лестницей, Сварогов

   У перил следил вдали

   Лысины социологов...

   Лысины спускались, шли,

   Удалялись и сияли

   На макушках, на челе,

   Точно бра в померкшей зале,

   Или свет луны во мгле.

   XXXV

   -- В кабинете кто? - лакея

   Дмитрий подозвал к ceбе.

   -- Сольский князь! -- С ним что за фея?

   -- Этуаль-с! -- Хвала судьбе!

   Позови-ка князя вскоре!

   -- Доложить как-с? -- Знает он!

   И Сварогов в коридоре

   Стал, зевая. Тишь и сон.

   -- Это ты? -- Мой жребий светел!

   За концерт спасибо, друг!

   Сольского Сварогов встретил.

   -- Дело есть! - сказал он вдруг.

   -- Говори, какие цели?

   -- Ты имеешь сей талант,

   Я дерусь, а ты в дуэли

   Превосходный секундант!

   XXXIV

   -- Что за вздор? -- Нет, дело чести!

   -- Говори, когда и как?

   -- Остолопов полон мести

   За жену... -- Встречал: дурак!

   -- Сговорись с ним, caro mio!

   Послезавтра, где-нибудь!

   А засим, прощай! -- Addio!

   -- Buona notte! -- Добрый путь! --

   И Сварогов от Контана

   Вышел, кликнув лихача.

   Ночь была темна, туманна...

   Мчал рысак, в торцы стуча.

   Блеск снежинок ближних, дальних

   Окружал фонарь порой...

   Рой снежинок, дум печальных,

   Улетавших Эльфов рой!

ГЛАВА ПЯТАЯ

МАСКАРАД

   Из-под таинственной,

                       холодной полумаски

   Звучал мне голос твой,

   отрадный как мечта...

   Лермонтов.

   I

   Чтоб часы перед дуэлью

   Скоротать, встречая гроб,

   Дмитрий отдал их веселью

   И провел, как филантроп.

   Тронут горем меньших братий,

   Он благотворить был рад, --

   Был в тот вечер, очень кстати,

   В пользу бедных маскарад.