Кавалерия Мюрата дрогнула, начала пятиться и опрокинулась и подпираемая русскими кавалергардами бросилась наутек, прочь.
Наполеон с досадой махнул подзорной трубой. И в этот момент неподалёку вырос фонтан огня, снега, Земли. Бонапарт успел подумать, что неплохо бы сменить наблюдательный пункт ,но по ушам ударил второй разрыв, третий, а четвертый сверкнул так близко, что пламя ослепила Бонапарта, комья земли ударили по лошади и несчастное животное, хотя и прекрасно выезжанное отпрянула.
Командир личной гвардии, сицилиец, карбонарий, которого он, Наполеон когда-то буквально вытащил из петли виселицы и с тех пор преданный как пёс, неоднократно спасавший его ценой своей жизни, кинулся к уздечке: "сир!"
И это было привычно. Непривычно было то, что произошло в следующий момент: мрачный, немногословный, обманчиво медлительный обычно мужчина средних лет вдруг, к изумлению Императора подпрыгнул, перевернулся в воздухе.
Однако изумление вытеснил резкий удар по левому бедру в области паха, будто со всего размаху саданули веслом. Мир покачнулся. И поплыл вправо. Всё заволокло сизым дымом. Но ещё успел услышать: "Доктора! Доктора к Императору!" И в подкатившей тошноте донеслось смутно знакомое гиканье и улюлюканье.
Наполеон Бонапарт завалился с лошади.
Поле битвы представляло собой удручающее зрелище, похоронные команды всё ещё растаскивали убитых, а двуколки везли и везли раненых в летучие госпитали.
Так в этом мире закончилась битва при Прейсиш-Эйлау. К которой пусть через пень-колоду, но мы успели подготовить пока только роту нового строя.
Я потом узнал: французская армия Наполеон привёл около восьмидесяти пяти тысяч человек, русских около пятидесяти трёх тысяч. Однако численное превосходство редко спасает от поражения, если моральный дух сломлен.
Мы споро доставили своих раненых в собственную санчасть подле армейского госпиталя, наскоро привели себя в порядок и отправились к штабу, вокруг которого сновали люди словно в разгар сражения. А подле царской госпитальной палатки суетились почему-то французские офицеры.
Ещё издали я высмотрел шатёр Императора и подал команду: - Запевай! - барабанщик задал ритм, запевала молодым звонким голосом - ансамбль Александрова в моё время позавидовал бы такому солисту! - затянул маршевую песню батальонов Суворова, которую в 20-м веке в архиве найдёт студент-историк, переделает и вскоре она разойдётся по полевым археологическим раскопкам Советского Союза:
Пусть я погиб под Ланцкороном ,
Пусть кровь моя досталась псам.
Орел второго батальона
Всё так же рвется к небесам.
Орел второго батальона, Орел со стяга батальона
Всё так же рвется к небесам, как прежде рвется в небеса.
Всё так же лих он и беспечен,
где тяжелее, там и бьюсь
Пусть век солдата быстротечен,
Но вечна Русь, Святая Русь!
Пусть век солдата быстротечен, пусть век солдата быстротечен,
Но вечна Русь, Святая Русь! Но вечна Русь, Святая Русь!
Мозоли, пот не стоят слова.
На раны плюнь - не до того.
Нам дал приказ отец Суворов
Мы с честью выполним его.
Нам дал приказ отец Суворов, Нам дал приказ отец Суворов
Мы с честью выполним его, умрём, но выполним его.
Под Азиатским знойным небом,
В Европы шумных городах,
Пехоты русской топот мерный
Заставит дрогнуть дух врага.
Пехоты русской топот мерный, сапог солдатских топот мерный
Заставит дрогнуть дух врага, заставит дрогнуть дух врага.
Сожжен в песках Алессандрии
В водах Дуная закален.
В честь Государя и России
Второй шагает батальон!
В честь Государя и России, в честь Государя и России
Второй шагает батальон! Второй шагает батальон!
Вновь на границе неспокойно
Над Русью грянула гроза,
Знамёна русских батальонов
Взмывают гордо в небеса!
Знамёна русских батальонов, полков Суворова знамена
Взмывают гордо в небеса! Всё также рвутся в небеса!
Из шатров повалил народ.