Детина в кольчуге, переваливаясь на чуть кривоватых ногах, отправился к центру поля.
— Фрайхер Мортен Кристен! Явись на суд чести!
Поименованный, на суд являться, по-моему, не очень хотел. Его откровенно потряхивало, но он все же смог взять себя в руки.
— Фрайхер Уильям Ульбрехт! Явись на суд чести! — прогорланил хольд, и мой друг, шумно вздохнув, отправился навстречу судьбе.
— Фрайхер Свартхевди Бъернссон!
О, это меня.
Мириться нам уже не предлагали, и хольд, наскоро напомнив правила схватки, степенно удалился. По-моему, он тоже успел побиться с кем-то об заклад, хотя, могу ошибаться.
Противно провыла медная труба.
— Пошли, друг, убьем их! — позвал я Уильяма, и мы начали сходиться.
Наверное, это нечестно, проклинать противника, во время поединка. Даже не то, что нечестно — откровенно подло. Но что поделать… Мы колдуны, племя такое. Имира дар можно употребить во зло, а можно творить добро — воля свободного дана нам Всеотцом, каждый сам решает, как поступить. Но отец и Олаф учили меня: нет в бою «честно» и нет «нечестно». Не спрашивает меч, готов ты или не готов, все равно копью, молча им бьют в спину, или перед этим предупредят. Важно лишь одно: хватило твоей удачи быть готовым к удару, или нет. Нашим противникам не хватило удачи, и они позвали на бой колдуна и ученика одной из сильнейших в Нурдланде ведьм. Пусть хочется жрать, и сил осталось немного — но на одного противника хватит с лихвой.
Я закинул щит на лямке за спину и перехватил секиру двумя руками. На миг сосредоточился и…
В брюхе у приближавшегося к нам могучего Вайсса громко буркнуло, жутко забурлило, чавкнуло, хлюпнуло. Он охнул, и замер, нелепо растопырив ноги и вытаращив глаза.
— Оооодииин!!! — мой вопль с хорошим запасом перекрыл шум толпы.
Я быстр и очень ловок и далеко прыгаю. Вообще-то так набегать на врага не дело, велик шанс нарваться, но у меня есть лишь пара мгновений растерянности врага. Что опытному воину кружка дерьма в штанах — после боя отдаст служанкам, те выстирают. Да еще лишний повод друзьям посмеяться по-доброму — вот и все. Но я хорошо рассчитал время, дистанцию и успел: пройдя под маленьким щитом, вскинутым навстречу удару в отчаянной попытке защититься, секира тяжело ударила парня в левый бок, и кольчуга расползлась, как тряпка, с жалобным скрежетом. Ему уже пора было в Хелльхейм, но он еще не понял этого, и от взмаха его меча мне пришлось уклоняться. Гибко качнувшись назад, я пропустил его удар мимо, а вот от удара его напарника, вывернувшегося из-за спины, полностью уклониться не успел: блеснула на солнце начищенное железо, и клинок трусоватого, как мне казалось, противника, зацепил меня самым кончиком скругленного острия. Кончиком, и, вроде как, несильно — но по коже на боку, от плеча до задницы будто ледышкой провели. Я отогнал врага взмахом секиры, снизу вверх, разорвал дистанцию и перебросил щит со спины, следующий удар принял на него.
Уильям болтался сзади, он, похоже, не ожидал такой от меня резвости, но был рад, глядя, как один из противников тяжело опустился на одно колено. Мой удар развалил тому ребра, он был уже не боец, а через немного будет уже и не жилец. А я вспомнил все матюги, которые знал. Нет, все же верно сказано:
Двое — смерть одному;
голове враг — язык;
под каждым плащом
рука наготове *
И я запомню этот урок. Человек, даже слабый и трусливый, все же полпинты мужества он в себе может и отыскать. Как раз на один удачный удар. Не считай больше двоих за полтора, Конь!
Кожаный панцирь был разрезан, рану я получил неглубокую, но длинную, довольно ощутимо кровящую. Хорошо хоть не в правый бок, иначе пришлось бы перехватывать секиру в левую руку. Она у меня не сильно слабее правой, просто сноровка будет уже не та.
— Уильям, обойди его слева, — попросил я своего друга — Я нападу спереди!
На мое счастье, он не пустился в рассуждения, о том, честно это, или нет, а сделал, как велено. Так и стоящего на одном колене, бледного, как поганка, Николу я ударил обухом секиры сбоку по шлему — чтобы не мешался. Хочешь продолжить, так вставай, а если не хочешь — так ляг и лежи.
Прикрой рану щитом, лежи и жди помощи, здесь поединок, а не битва, увечных добивать не будут. А не упал — значит, сам выбрал. Он молча завалился лицом вперед, и зарылся лицом в песок.
Глава 29
…Шум речи мечей взлетал в небеса, улыбались Асы, Асиньи, внимали ему, пили мед. Пел огонь битвы — враг искусен, но громче крик великанши щита, и брани рубашка ей не преграда. Поднят парус меча, не увидел удара битвы ясень, и лебеди ран дождутся поживы! Вода моря раны прольется на землю, впитается в пыль…