Я не злился на него. Он видел перед собой молодого дренга, и не мог не попытаться меня надуть. Однако не вышло.
Так что в наших кошелях снова зазвенело, и голодать нам не пришлось. Коровье молоко, овощи, мясо кабанчика, свежий хлеб и сыр — вот то, что нужно для раненого героя, для восстановления сил телесных и от ран скорейшего исцеления. Еще бы деву красивую под бок, дабы немного разнообразить ночное времяпрепровождение, но деву мне не предлагали. Впрочем, и просто спать не в лесу с пауками и муравьями, и не в каменном чулане замка тоже хорошо.
Рана затянулась, оставив неровный багровый рубец со следами стежков, и, хоть и беспокоила, но вполне терпимо, так что все стало, вроде как, и неплохо. Не так, как раньше, но все равно неплохо. И вот, спустя полторы седмицы, мы оседлали наших коней, и снова помчались навстречу Уилловой любви, что свила себе гнездо в вольном городе Эркенбурге.
А в Эркенбурге было хорошо.
Огромный оказался город, больше чем Дорнмауэр, и тем более Эйхельфельд, не говоря уж о Хагале. Я говорил о том, что все упомянутые селения были многолюдны?
Был неправ.
Народу в Эркенбурге было, наверное, больше, чем во всем нашем фюльке. Ну, может, не больше, но сравнимо. И городскими укреплениями местный конунг явно не пренебрегал: высоченные стены и широкие, приземистые башни хоть и не выглядели новыми, но содержались в надлежащем порядке. Видать, было что взять в этом городе, и, возможно, находились желающие это проверить. Толстенные ворота, обитые железом, бдительная стража (спросившая с нас медь за лошадей), жрец в красивой мантии, надзиравший за тем, чтобы не проникла в город никакая нечисть, хитро спрятавшись под человечьей личиной — все тут серьезно оказалось устроено. И даже с первого взгляда понятно: ярл или конунг, взявший на меч такой город, добудет себе великую славу и великое же богатство. Но если защитники будут готовы к нападению, то обойдется это большой кровью. Да и много будет этих защитников: ополчение, гарнизон города, купеческая стража, свита благородных мужей… Еще нидингов всяких из тюрем понаберут, трэлей, бродяг и разбойников, дадут ножи и копья, пообещают прощение и награду в обмен на храбрость…
Но если удачи ярла хватит, то его имя запомнят на века, и в Чертогах Павших, когда он туда явится, то займет место не в конце стола.
Красивый и богатый город.
И море! Море рядом!
Сквозь вонь города я чувствовал его запах, сквозь шум и гомон толпы я слышал плеск волн, крики чаек! Как же мне надоели города и болота, леса и бесконечные дороги, как бы хотелось сменить седло коня сухопутного на скамью коня морского… Песня волн и ветра всегда будет слаще для моих ушей, чем трели всех соловьев в этом краю.
Если задержимся в Эркенбурге, может, отыщу кого с наших краев, узнаю новости. Или весточку отправлю, дам знать, что жив-здоров.
Просто так являться пред очи любимой Уильям не захотел, но и медлить не стал. В городе нашлись особые гостиные дворы, сдававшие комнаты путникам, и мы остановились в одном таком, кстати, недешевом. Сдали коней на конюшню, сложили оружие, кольчуги и прочее барахло в ларь в комнате, и до полудня Уилл приводил себя в порядок. Мылся, брился (хотя брить было особо и нечего), стригся. Добыл из седельной сумки новую одежду, сапоги и пояс, повесил на него новый кинжал в ножнах, и стал выглядеть в обновках, как сын ярла. Меч на месте этого длинного ножика смотрелся бы лучше, но друг ответил, что не на битву собирается. Да и свободный народ тут, в большинстве своем, вооружен был длинными ножами и короткими мечами, на меня, с секирой за поясом, стража поглядывала неодобрительно. Старшой привратной варты даже посоветовал ее прибрать, а то знает он, дескать, о любителях помахать топором из тех, кто носит молот на груди…
Уильям долго стоял перед воротами подворья, в коем проживал свет его очей. Привратник сначала не хотел его пускать, дескать, нет главы семейства, с визитом отбыл, но Уилл настоял на своем.
Я не стал его сопровождать, мне было интересно посмотреть город, и особенно порт. А Уилл пусть насладится встречей с любимой, в делах сердечных ему моя помощь ни к чему. Хотя, последние дней несколько он начисто выел мне мозг, описывая красоты и достоинства суженой, и было бы интересно взглянуть на нее. Но успею еще: на пир он не может меня не позвать, и на сватовство, и на свадьбу, если все у него срастется. А если останется в поместье у любимой, то пришлет вестника в гостиный двор, и предупредит меня.