Жрать после этого вообще захотелось неимоверно, так и заснул, с недоеденной сушеной рыбиной в зубах, на куче нарубленного лапника.
Глава 7.
Утро порадовало меня мелким противным дождиком, прервавшим мой сон, не сказать, что на самом интересном месте, но все равно, досмотреть бы хотелось: ко времени пробуждения я уже успел наслать на все финново семейство Вечную Неудачу, вкупе с половым бессилием, бледной немощью, плоскостопием, лихорадкой, коровьей чумой, стригущим лишаем, геморроем и воспалением суставов, уже поджег их усадьбу, сплясал на ее руинах, и только начал договариваться с работорговцем о продаже Турид в бордель, как вот, проснулся. Ну, да и хорошо – рассвет уже миновал, пора в путь.
Одежда, подсохшая за ночь, намокла снова, но времени разводить костер заново, не было, и я снялся с якоря, перекусив сыром и хлебом, и закопав на месте стоянки одну из своих поделок. До ночи протянет – и ладно. Дорога мне – до полудня вглубь леса, а потом лесом же двинусь к Хагалю, попытаю счастья там. Или, может, обойду город, переночую на каком-нибудь из хуторов в его окрестностях, и попробую попасть на купеческий корабль, идущий из Хагаля – заплачу местным, чтоб на лодке доставили до него, или с берега внимание привлеку. На месте разберемся.
Я не люблю лес.
Ах, да, говорил уже. А лес, когда я в нем нахожусь, один, в отсыревшей одежде, возможно, с погоней на хвосте – он не нравится мне вдвойне. Впрочем, во всем надо находить светлые стороны: мир посмотрю, полезному научусь, славы добуду...
Да в жопу эти светлые стороны!!! Это все я мог проделать и без последних событий...
Я быстрым шагом уходил в направлении от такого милого и родного северного моря, холодного и неприветливого к чужакам, но доброго и такого привычного нашему народу. Пахари моря, наездники волн, нордлинги – я, хоть и изгнанный из рода – всегда останусь одним из вас, ведь у меня, как и у любого сына стылого Нурдланда, в жилах течет соленая вода холодных северных морей, красная разве что. Как море, на закате.
Каждые полторы-две пройденные мили я закапывал в мох или прятал под валежину свои сторожевые амулеты – пока сигналов о том, что кто-то прется по моим следам не ощущаю. Это хорошо, это правильно. Не будет погони – и я не буду торопиться, с голоду в лесу помереть – это надо совсем безруким быть, воды полно, поэтому, не торопясь, доберусь тогда до Хагаля, а там - видно будет. А пока – привал, тем более что и полянка нашлась подходящая, с родничком. Привал, стало быть. Хоть солнца из-за туч совсем и не видать, но по ощущениям – полдень либо уже наступил, либо близко совсем. Так что, перекушу, немного обсушусь, у костерка, который запалю из хвороста в ямке, может быть, даже воды себе вскипячу в котелке...
Я промахнулся по кремню и долбанул себя кресалом прямо по ногтю – больно! Виной всему весьма неприятное ощущение - будто ледышкой провели по груди под рубахой, снизу вверх, от живота к шее. До меня не сразу дошло – сигнал амулета, вот что это такое! К этому времени я успел разложить пять плашек из имеющегося в моем распоряжении десятка, и этого вполне хватит, чтобы понять – идут ли за мной, или амулет сработал случайно. Но, тем не менее, некогда рассиживаться, доесть, долить воды во флягу – и бегом дальше.
По лесу бежать трудно – ноги вязнут, ровных мест, считай, что и нет, постоянно приходится оббегать препятствия, вроде кустов и коряг. О, тропка, явно проложена не людьми – зверье какое-то натоптало – по ней и двинусь.
Примерно через полчасика бега трусцой по этой тропе, встретился маленький выворотень. Он притворялся, как обычно, пеньком, невысоким и еще крепким на вид. Сверху, для маскировки, он наковырял на себя мох, и сидел смирно, поджидая жертву себе по размерам, чтоб управиться с ней можно было. Мерзкая тварь, хорошо хоть, передвигаться может медленно. Узнал я его легко – пень еще крепкий, а упавшего дерева рядом нет – унести же его отсюда вряд ли кто сподобился. А, чуть приблизившись, заметил, как его корни, который он вытянул вдоль тропинки, и парочку поперек – чуть подрагивают. Молодой еще совсем, в общем, да и голодный слишком, нетерпеливый. Я осторожно приблизился к твари, подобрав валежину, футов пять длиной, гнилая, конечно, но мне не для боя. Ею я аккуратно потыкал корни выворотня – до того доперло, что его обнаружили, и своими корнеподобными конечностями он (оно?) вцепился в палку, тут же ее сломав. Мне на миг показалось, что пень раскололся поперек – а нет, это он пасть открыл. Сверкнули из-подо мха на верхушке пня несколько отливающих зеленым глаз. Чтобы избавиться от него больших трудов не требуется – тварь он медленная, неуклюжая, только и может, что засады устраивать. Питаться способен, кстати, всем, что найдет, предпочитая, меж тем, мясцо, а на зиму укореняется, и засыпает. Убивать выворотня я не стал – мимоходом, увернувшись от его конечностей, я пнул его сапогом по харе, или что там у него вместо нее, и когда тот распахнул пасть, обуреваемый желанием кусаться, закинул ему туда один из амулетов. Авось, поймает кого из тех, что за мной двигаются, хотя это вряд ли – молод еще выворотень, неопытен и глуп. Это старому лучше не попадаться, тот и замаскируется так, что поймешь, что это оно самое, только тогда, когда он тебя жевать начнет, и двигается поактивнее, чем молодежь – может сам ночью на стоянку приползти... Ну да ладно, может, повезет замшелому.
По груди снова прокатился холодок, и последние сомнения отпали – погоня. До них, если смотреть по тому, как я раскладывал амулеты – миль шесть-семь. Вроде как и немало, вот только идут они как-то быстро. Слишком быстро, неспроста это. Впрочем, некогда об этом задумываться – пора прибавить шагу, чего-чего, а бегать старый Олаф меня хорошо научил. Быстро и далеко бегать, с грузом и без, а если мне начинало казаться на его занятиях, что бегаю я слишком уж много, и не хватало ума держать свои мысли при себе – то бегать приходилось еще больше, еще и с извращениями, вроде переноски тяжелого камня в руках. Говорил старик при этом, что в битве вымахавшийся хирдман – это наполовину мертвый хирдман, а дренгам положено быть резвыми втройне, потому как в дозоры их ставить будут куда как чаще, и в охранение на марше, и битву зачинать, копья и дротики во врага метая – тоже им приходится.
У меня активировался уже четвертый амулет – загонщики сокращают расстояние, хотя я тоже не топчусь на месте, эдак, они меня еще дотемна догонят. А под ногами-то чавкает – неужто, болото впереди? Вот еще чего не хватало! Как же плохо, когда местность незнакомая. И действительно – впереди просветы виднеются. Пробежав еще немного, вижу: точно болото. Да большое-то какое! Сколько взгляда хватит, простирается, хотя вдалеке, вроде, то ли, остров, то ли, болото кончается, и виден мысок с лесом, не разобрать отсюда. И что вот теперь делать? Мне, похоже, выбора не остается иного, как лезть в топи. Не хотелось бы, конечно, но вот так уж кривая выворачивает. А иначе, меня действительно прищучат еще до темноты, раз уж догоняют такими темпами, и придется тогда рубиться с этими резвыми мужами, в чем шансов для меня немного. Но вот, если я успеваю добраться до того лесистого мыска, что едва виднеется вдалеке, то получу несомненное преимущество: во-первых, успею отдохнуть, пока мои преследователи будут все еще черпать сапогами болотную жижу, во-вторых, я буду их встречать, стоя на твердой земле, а они будут на зыбкой болотной поверхности, в-третьих – праща и колдовство сделают свое дело, и врагов у меня поубавится, пока они медленно и уныло бредут по открытому месту. Ну и есть вероятность, небольшая, правда, что преследователи за мной в топи не полезут. Это я так, надеюсь на лучшее. Надежда, она такая, юношей питает, и сердца старцев согревает…