В принципе, заклинанием я вполне дотягивался до этой троицы, но есть одно «но»: сил я на колдовство потратил немало, на амулеты эти, на проклятия – а питался плохо, и отдыхал мало. И есть у меня в связи с этим подозрение, что если сотворить что-нибудь посильнее – тут я и свалюсь, ибо не восстановились силы колдовские – и тогда бери меня тепленьким. Но вот на что полегче и попроще – меня должно хватить, поэтому я и решил подождать, пока преследователи приблизятся, чтобы наверняка выбить самого опасного.
Те, меж тем, приближались. Далось им это, не сказать, что легко, то один, то другой проваливались, один, кажется, даже с головой нырнул, как бы не в ту лягу, что и я. Это хорошо, когда доберутся до меня, будут явно не такие свежие. Это вам не по лесной тропке скакать. А вот Синфьотли не провалился ни разу – опытный, что сказать. Похоже – он и будет целью. Но, подожду еще чутка.
Тааак, братья Финнсоны – вот кто эти два увальня!
Наконец мои преследователи приблизились к островку, на котором я расположился, настолько, что можно стало различить их рожи. Финнсоны, два ублюдка, Квист и Скафти!
Пока я проговаривал заклинание Ледяного Копья, наполнял силой связку рун, я честно фокусировался на плече Синфьотли. Клянусь Отцом Битв, я не хотел его убивать! Но сам Локи, наверное, заставил его пошатнуться, и мое заклинание, сформировавшись в длинную острую сосульку, пробило ему грудь.
Меня замутило так, что я упал на колени. Это первая взятая мною жизнь, и надо ж такому случиться, что ею оказалась жизнь моего земляка. Прости меня, честный карл…
Братья, похоже, останавливаться, тем временем, не собирались. Наскоро глянув, жив ли их товарищ, они сняли щиты со спин, и, прикрывшись ими, продолжили топать по моим следам. Оно, в общем-то, и правильно, я бы на их месте так же бы сделал – торчать посреди болота, как прыщ на лысине, смысла им не было никакого. Вот только, ни щиты ни брони от магии не спасают, потому наше колдовское племя так и ценится в дружинах. Финнсоны, ловко перепрыгивая с кочки на кочку, приближались к острову, по моим следам, я же ждал их не там, а ярдов на двадцать правее. Расчет таков: щиты они возьмут в левую руку, и прикроют ими левый бок и корпус, и из пращи я смогу достать их только справа.
Я вложил тяжелую свинцовую пулю в чашку пращи – жалко все же, что нельзя ею пользоваться лежа – так бы здорово, прилег в кустах, и знаю закидывай этих баранов свинцовыми яблочками. Эххх...
Щелчок ремня – и тяжелая пуля по пологой дуге отправляется в недолгий полет, закончившийся башкой Скафти Финнсона. Не было бы на ней шлема – тут бы ему и пораскинуть мозгами, а так – отделается сотрясением. Если есть что сотрясать, разумеется. Квист же, совсем дураком не был, щелчок пращи услышал, звук удара пули по шлему – тоже, и щитом прикрылся с нужной стороны. Присев около лежащего ничком брата, он, видимо, живчик у того проверил, и, убедившись в том, что тот жив, двинулся ко мне. Я потратил на него еще четыре пули – в рожу ему так и не попал, все в щит, лишь одна срикошетировала о шлем – Квист на это лишь выругался, да слегка пошатнулся. Зато пятой удачнейшим образом попал ему в бедро – звучный шлепок и крик боли меня несказанно порадовал. Тем не менее, он находился уже слишком близко, и праща стала бесполезной. Я повесил ее на куст и взялся за секиру, проведя рукой по ее гладкому древку, прошептал ей - «не подведи, красавица», и, поцеловав холодное железко, шагнул на кромку берега.
Мы уже довольно продолжительное время занимаемся с Квистом Финнсоном тем, что старый Олаф презрительно называл рукоблудием, и, видя подобное на своих тренировках, жестоко карал, сокрушая своим подкованным сапожищем юные задницы виноватых. А именно – бестолковое топтание на одном месте, без видимого результата, когда противники чередуют одни и те же приемы и тактику.
Квист успешно дохромал до берега, и встал на якорь в паре футов от твердой поверхности острова, по колено в воде, прикрывшись круглым щитом. Хорошая вещь, я заберу его себе, если он будет не слишком поврежден, после нашей стычки: сделанный из прочной древесины, он был окован тонкой металлической полосой по краю и красиво раскрашен. Любой щит, впрочем, выдержит всего лишь два – три правильных ударов секирой, только вот ведь незадача, учитель у нас был один, и все приемы друг друга мы знаем как свою ладошку, так что Финнсон под прямой удар его подставлять не торопился. Замах мой он видел, и в момент удара отдергивал щит, пытаясь меня провалить, с небольшим шагом или просто отклонением назад, и тут же возвращался в прежнюю позицию, норовя достать меня рубящим ударом меча по незащищенным ногам. Не доставал – я тоже не пальцем делан, и знаю эти ухватки, поэтому успевал отшагнуть или отпрыгнуть назад, разрывая дистанцию. Итогом нашего противостояния оставались лишь царапины на Квистовом щите от лезвия секиры. А время-то работает не в мою пользу: когда пыль, поднятая моей пулей в пустой как барабан башке Скафти Финнсона, осядет, и он придет в себя, то в два клинка они быстро меня покрошат, как сечку для свинячьей каши. Квист это, видимо, тоже понимал, и в атаку бросаться не спешил, тем более, делать это, хромая на одно копыто, было чревато.
- Квист, жопа ты с ушами, хочешь, я расскажу тебе кое-что, о твоей семейке? У меня, наверное, от усталости голова плохо думает. Только поэтому я до сих пор не сделал попытки вытащить его на сухое, более-менее ровное место, чтобы реализовать свое преимущество в скорости и маневренности. Самому идти к нему, теснить в болото? Был бы щит у меня – так бы и сделал, но вот, нет его. Светлое же искусство секиры мало знает приемов защиты, ее стихия – атака. Рубить щиты врагов, рассекать брони или вминать их в тело (если затупилась), ломая кости, крушить оружие врагов и их самих – вот путь секиры. А для защиты - щит и ловкость должны быть применены умело. Поэтому, в очередной раз отскочив назад, после неудачной попытки атаки, я не стал возвращаться к кромке берега, а остался на месте.
- Что ты можешь мне рассказать, полудурок? – Финнсон тоже не против был немного передохнуть – Говорил я отцу, что тебя в наш погреб надо было положить, связанного, а не в порубе оставлять…
- Какому отцу? Финн не отец тебе, разве ты не знал?
- Что ты мелешь, ублюдок? – Квист смачно харкнул, целясь в меня. Не попал.
- Настоящий твой отец, Квист, это больной гнилой лихорадкой и проказой болотный гоблин. А зачал он тебя на навозной куче в хлеву, после чего был казнен своими сородичами. За скотоложество, путем утопления в поганой кадушке, вместе с твоей мамашей, кривой козой.
- Заткни пасть, сам ты сын борова…
- А Финн, когда пьяный полз домой, спотыкаясь об козьи катыхи, увидел, что что-то шевелится в выгребной яме, и подобрал, думал, крыса крупная, как раз на ужин сойдет прочей вашей семейке – так вот это ты и был. Тебя как раз рожали в то время…
Финнов отпрыск нечленораздельно прорычал что-то, но покидать свою уютную лужу не поторопился.
- Я передумал – севшим от злобы голосом прохрипел Квист – Я не стану выбивать тебе зубы, когда мы тебя скрутим. Я вырежу тебе язык!
Так, не вышло.
Значит, поступим по-другому.
Я, боком, оглядываясь на Квиста (а вдруг щит метнет, этому нас тоже учили!), отбежал еще на пару десятков ярдов назад.
- Готовься, внебрачный сын плешивой собаки – вытягиваю левую руку, и грозно направляю ее на парня – Я! Превращу тебя!! В жабу!!!
На роже Квиста отразилась некоторая растерянность.
- Лооокииии!!! - патетически провыл я, обратив лико к небесам, не забывая, меж тем, краем глаза следить за вражиной - Услышь меня, рыжий друг лжи и обмана, губитель Бальдра, силу твою я ныне призываю, внемли мне!
- Э! Эээ! Дерись со мной честно, ублюдок - Квист забеспокоился уже откровенно – Дерись честно, как воин!
Я сделал вид, что не обращаю на него внимания, и продолжал.
- Именем твоим заклинаю сиё существо – я снова указал на Квиста – Сын Фарбаути, сотрапезник Асов, силой своей обрати, в болот обитателя склизкого, чтоб жрал комаров и квакал ночами тоскливо, с тоской вспоминая, что был чело…