Видать, какие-то дедовы знакомые? Я бы их тут и оставил – порвут – такова их значит судьба. Или дорезал – ни к чему врагов плодить (так отец учил).
- Воля твоя, дед. Но, скажи, далеко ли твоя деревня? Смогу в ней на постой остановиться, и дорого ли возьмут за это? И есть ли у вас кузнец?
- Найдется – дед сноровисто связал разбойникам руки их же поясами, потом взял чернявого одной рукой за штаны, а второй за ворот рубахи, крякнул, и закинул в телегу – У меня остановишься. А о плате за постой сговоримся, недорого возьму.
На том и ударили по рукам.
Я же вернулся в лес, но не за мешком (пусть лежит пока под корягой, заплатить есть чем, а вернуться за ним всегда успею) а за верной своей дубиной, что пойдет на топорище, и за незадачливым лучником. Ну и рубаху прихватить, и онучи, и пояс, и все остальное трофейное барахло. Лучник лежал там, где я его оставил, а на его телесах паслись тучные стада комаров.
До деревни деда, именуемой местными «Прилучина», было еще прилично, и мы разговорились. Я старался больше спрашивать, да слушать внимательно, что дед мне поведает, в точности, как поучают древние саги:
Гость осторожный,
дом посетивший,
безмолвно внимает —
чутко слушать
и зорко смотреть
мудрый стремится.*
Выяснить удалось немало: славное королевство Ория выхода к морю не имело, и граничило с несколькими княжествами и союзом вольных городов. Ну а с этой стороны – с Гиблыми Топями, что скрывались за небольшой полоской леса. Миль с десяток – Том сказал – до границ топей отсюда. И, эдак, хитренько прищурившись, все допытывался, из какого я отряда. А я никак не мог взять в толк, что он имеет в виду, пока дед, в раздражении сплюнув, не спросил в лоб.
- Ты, нордман, честно скажи – в топи лазил? И не один ведь? Скажи уж честно – шли в руины, нарвались на нежить, и сгинули твои товарищи. Нешто я непонятливый совсем? Ты не держи старого Тома за дурака, будь ласков! Так докуда добраться успели? Сторожевые посты-то старые уж все обобраны до ржавого гвоздя, по мертвому лесу шарились, или дальше пошли?
- Эээ…
- Тяжко с тобой. Ну, сам посуди: вылез ты откуда-то голый да безоружный – он кивнул на дубину и дернул меня за рукав рубахи, что была мне велика, зато вполне впору голозадому стрельцу (он уже очнулся, и чтоб заткнуть фонтан сквернословия, пришлось затолкать ему в пасть его же онуч). Один, не местный, и на торговца не похож, и не ездят по этой дороге торговцы, и разбойников тут нет – дед взглянул на сложенное в кучку воинство – Не было, то есть. А отсюда пешим ходом либо до Прилучины, либо до Дубков только добраться можно, так вот, с Дубков намедни два отряда ушло, старые кости поворошить, да с Прилучины не так давно один. Так вот ты и получаешься у нас кто?
- Кто?
- Конь в… В… С дубьем. Говори уж, с кем ходил, да чей отряд в болотах головы сложил. Не Ланса ли Хромого? Он мне денег должен остался, за снадобья.
- Не понимаю, о чем ты, Том.
- Охохо… Не веришь ты людям – дед молча пожевал губами – Хотя, может, и прав, что не веришь – время такое, что никому нельзя верить. Кто без специальной королевской грамоты в Гиблые Топи лазает, тому без суда рудники светят. Но мы закон не нарушаем, не так ли? – дед хитро мне подмигнул.
- Вроде того.
Девушка, не понимавшая ни слова, откровенно скучала, а я украдкой, на нее косился. И, откровенно говоря, немного давил на нее, внушал интерес и симпатию, – а что, девка симпатичная, а я уж со счета сбился, сколько дней девы не знал. Не сильно, нет, так, по капельке.
- Так ты, дед, за постой-то что попросишь? – поднял я все же интересующую меня тему, а то сомневаюсь, хватит ли мне того, что в кошеле, чтоб и на снаряжение, и на оружие, и на ночлег с питанием, и не придется ли за заначкой возвращаться, да потрошить ее.
- В благодарность за помощь, денег с тебя не возьму, да у тебя, небось, и взять то нечего? А пока живешь у меня, по хозяйству поможешь. Согласен? – он дождался моего кивка, и продолжил - Или, может, делать что умеешь, а не только мечом махать? Если добрый плотник или гончар, так найдем дело, Прилучина – деревня большая, еще и денег заработаешь, хоть на одежку по размеру тебе.
- Плотничать не тем топором учен (не то, чтобы я совсем не умел – но душа к такому делу не лежит). Да и не по мне это – в пастухи или плотники.
- Хех - усмехнулся дед – В пастухи… Кто ж чужаку скотину-то доверит? Пастух у нас – человек уважаемый, не то, что у вас, рыбоедов, и человек со стороны им быть никак не может.
- Травы я знаю, могу зелья варить, настои всякие. В болезнях разбираюсь.
- Понятно – протянул старик – Травы, значит… На-ко, глянь – он порылся в одном из мешков, лежащем в телеге, и вынул оттуда связку сена – Что это?
- По-нашему – Жабья трава, по-вашему – не знаю. Как основа для зелий используется.
- Гляди ж ты, и правда знаешь. А это?
- А это, дед, надо в кипятке заваривать, и ткань или кожу вымачивать, для крепости. Но если передержишь – колом стоять будет.
- А это что такое?
- Эту травку, дед, используют, когда змий твой ленив стал без меры, и работать не хочет. Пожуй на ночь – и как жеребец молодой станешь, любую бабу заездить сможешь…
- Вижу, знаешь. Кто учил?
- Бабка одна. Как знала – пригодится.
Эх, Хильда, Хильда… Скучаешь, небось, старая, по мне?
- Так ты за лекаря в отряде был? Ладно, ладно – он ухмыльнулся в бороду - Не буду больше. Вот что, Свартхевди, есть у меня большой заказ, на зелья, да еще кое на что – часть налога Прилучина им в баронскую казну заплатит. Помощник не помешает, подмогнешь? А пока поживешь на всем готовом, язык наш разуметь начнешь? А как закончим – я тебе подорожную у старосты выправлю.
- Ты о чем, дед?
Тот усмехнулся.
- Нездешний ты – оно и видно. Барон власть крепко держит, бродяг и разбойников не терпит, и во всем королевстве такие порядки. Тебя без подорожной любой патруль из стражи схватит, да в холодную утащит. А там сознаешься, и в бродяжничестве, и в воровстве каком, и в том, что в Топи ползал. В каменоломнях народу-то не хватает – вот тобой местное товарищество и пополнится. А будешь одет, обут как вольный человек – так и цепляться никто не станет, но подорожная, все одно, не помешает.
- Как это так, старый – возмутился я – Свободного карла за ни за что хватать, и куда-то тащить?
- А по тебе и так видно, кто ты есть таков – голодранец и бродяга. И языка не знаешь, и законов тоже, а значит, что? Значит, самое тебе место в каменоломне, или на руднике серебряном, или медном. Смекаешь?
- Дурацкие законы у вас, и страна дурацкая – пробормотал я – Хотя девушки красивые…
Девица мне улыбнулась, словно поняв, что речь идет о ней. Хех, не растерял навыков, однако, действует уже!
- Но-но, Анну не трожь – дед показал мне кулак, размером мало не с мою голову – Смотри у меня…
Прилучина оказалась немалым селением, защитой которому служили довольно высокие стены – повыше, да и поосновательнее, чем у нас в борге, я хорошо их рассмотрел: ворот со стороны леса не было, и дорога делала приличный крюк, огибая деревню. Вдоль дороги располагались несколько хозяйств – видать, расширялась деревня, тесно за стенами становилось. Возле обитых железом ворот, распахнутых настежь, стражи не наблюдалось, но со стены деда окликнули, спросили что-то – Том ответил, но останавливаться не стал.
- Куда мы? – спросил я Тома – К тебе? А то жрать охота уже.
- Потерпишь. Сначала к Хэму, старосте нашему – он кивнул на наш груз – Этих сдать. В порубе или сарае посидят, а вечером как Хэм соберет уважаемых людей, меня позовет, и решим, что делать с ними, повесить, сдать страже, или виру содрать.
Пока добирались до усадьбы старосты, успели собрать небольшую толпу любопытных, галдевшую, топавшую за телегой и увлеченно разглядывающую ее груз. И меня тоже. Неуютно как-то, не привык к такому вниманию. Но это понятно – чужаки всегда подозрительны.