Староста, оказавшийся квадратным дядькой, с изрядным пузом, Тома выслушал, переговорил с пленными, вытащить которых нашлось немало помощников, и приказал вести их в бревенчатый сарай, что возле его дома. Парень, с разбитым плечом сам идти не мог – его отнесли, а остальные трое уже оклемались, и испугано озирались по сторонам, предвкушая справедливое над собой возмездие.
- Поехали, пообедаем – Том взгромоздился на телегу – Все, сдал ублюдков, теперь пусть Хэм о них заботится.
- Ты знаешь их?
- Еще бы, вся компашка - с Дубков, а приходили за Анной. Вильям, это которому ты ногу прострелил – заводила у них, все покоя ей не давал, замуж звал. Сам голодранец, только кулаками махать и умеет, в амбаре мышь повесилась, дом кривой, руки из жопы растут… Ну как племяшку за такого отдавать? Эх, жалко, не воюем ни с кем, а так бы забрали этого лба люди барона, пику в руки – и в ополчение.
Пхэ… Рассказывали мне старшие, про «воинство» такое. Народу много нагонят, а под ударом хирда рассыпается оно, как горшок из глины, если по нему кузнечным молотом попасть. В хирде, может быть всего сотни две-три карлов, а разгоняли такие армии числом в несколько раз превосходящие. Не числом войско сильно, а умением хирдманов, удачей и хитростью ярла, и помощью Асов, что не оставят детей славного Севера.
Столоваться дед определил меня в доме, а жить – на сеновале: на дворе лето, ночи теплые, крыша не течет, и вообще, так ему, старому Тому, спокойнее, а то, мало ли, ошибусь ночью комнатой, Анну напугаю…
Так что, жизнь наладилась.
В первый же день продал Тому одну из безделушек, найденных в болотном поселении. Тот повертел ее в пальцах, надкусил, взвесил, хитро усмехнулся, но монет мне отсыпал, серебра и меди, сказал честно, что берет по весу, а если хочу продавать, как украшение – надо в город везти, там дадут больше, он, дескать, знает скупщика. Намекает, старый, чтоб я остальное явил? Погодим пока.
Деньги мне нужны на визит к кузнецу, а то, что за нордлинг без оружия, и приодеться, а то выгляжу и, правда, как бродяга. Ну и в харчевню заглянуть, а то по пиву тоскую, да с народом познакомлюсь, в общении поупражняюсь.
И к жрецу надо – пожертвовать, за душу того славного карла, что снабдил меня амулетом, спасшим мне жизнь в болотах. Долги надо отдавать, а я ему задолжал.
Тем и занялся.
Жреца, косматого мужика с плечами пугающей ширины, посетил, купил поминовение для усопшего.
Харчевню навестил, пива выпил, с народом познакомился. С молодежью подрался, причем раздал много больше, чем получил (ловкость и выучка воинская при мне!), чем заслужил уважение, потом помирились, выпили и за это (дрались честно, я тут как бы не чужак, а гость Тома, которого в Прилучине уважали). Играл с местными в кости, как оказалось, жульничать здесь почти не умеют, и прием, когда верхней костью в кулаке прижимают нижнюю тут неизвестен (а у нас за подобное бьют рожу) – выиграл много, но специально все проиграл обратно, оставив лишь немного себе на пиво – не надо мне тут врагов. Устроился, в общем. Деду еще помогал с заказом, как сказал Том, управляющий барона обновлял запасы в замковой лекарне, а знахарем Том слыл знатным.
И вот, примерно на вторую неделю моего тут проживания, все-таки растащил меня хитрый дед на откровенный разговор.
Сам он варил свои растворы, мне же доверил варку клея, для потребностей баронского шорника, или еще кого. Клей я обещался сварить по нашим рецептам, такой, что насмерть держит, и Том согласился, пообещав взыскать стоимость ингредиентов, если испорчу. Но я не испорчу.
Да, рецепт костяного клея мне рассказала Хильда, а я его усовершенствовал. Всего-то добавить кое-какие травки, да силы немного вложить при варке. Могучая вещь, сохнет быстро, держит прочно, хранится долго. Я тогда, пробы ради, и смеха для, намазал им одну из скамей в длинном доме, где достойные карлы вечером собирались, дабы выпить браги, вина или пива, да побеседовать о важном. В общем, штаны, присохшие к лавке, влипнувшим мужам пришлось срезать, и познали они насмешки товарищей. А моя задница чуть позже познала березовые розги… Нда, не будем о грустном.
Так вот, помешиваю я половником бурую жидкую массу, похожую на кисель, снимаю периодически пленочку, а дед меня одолевает расспросами. Неймется старому, жаждет обогащения дед златолюбивый, денег алчет.
- Так ты, Свартхевди, подумай хорошо – дед прикрыл крышкой котел с варевом, и принялся в задумчивости прохаживаться по сараю, вдоль стены – Если добычу будешь сбывать сам – пропадешь ведь. Сдаст тебя скупщик, а золото все себе оставит, налог лишь заплатит барону и все, и благодарность от стражи еще получит… А я все устрою, за долю малую.
- Отстань от меня, Том, нет никакой добычи… Чуток совсем, только на снаряжение, и то, порастратил уже, кузнец вот жадный ваш не в меру, за новое железко для секиры с меня знаешь, сколько содрал? Нет, давай лучше об Анне поговорим, вот красивая же девка, как вышло, что одна до сих пор?
- Анну тронешь – руки оторву, не про тебя она. А про «нет добычи» ты другому кому расскажи. А мне-то доверять можешь, или все еще будешь говорить, что в Гиблых Топях не был? И даром весь отряд головы сложил, ничего не найдя? Ах, да, ты ж без отряда, как былинный богатырь – дед хитренько усмехнулся – Не глупи, Конь, подумай лучше!
- Ну, был я, был в топях, что дальше? Нашел, кой чего, но немного.
- Ну, смотри, и думай хорошо. О тебе забочусь. Так ты, значит, не из Лансовой банды? Плохо, долго мне долг с него ждать… А видел, может, чего интересного, в топях-то?
- Болота и есть болота, дед. Развалины видел, но там до меня, похоже что, побывали.
- Аааа – разочаровано протянул Том – Так вы, небось, до сторожевых постов добрались только?
- Не знаю, до куда, и я там один был, Том, надоел уже! А что это было – развалины деревни, может быть. Добычи нет – потому что на своих двоих унесешь немного, да и пошевеливаться надо было.
- Деревня? Это ты про Россоху? Ну, там остовы от домов только остались, а посреди – часовня недостроенная?
- Часовни не видел, все в тумане было. Видел дома каменные, много, некоторые обвалились, но есть и целые. Дерево там еще было, живое. Интересно, Том – я оглянулся на старика, он внимательно меня слушал, поглаживая окладистую бороду – Все засохшее вокруг, а дерево живое, и полянка при нем.
- Так, так, так – дед заметно напрягся – Дерево? Какое?
- Да откуда я знаю…
Я, так то, знаю, но лучше помалкивать. Мудрость предков такова:
Кто молчать не умеет,
тот лишние речи
заводит нередко;
быстрый язык
накличет беду,
коль его не сдержать.*
А я уже и так проболтался.
- А не было ли возле того дерева каменной чаши? – как бы невзначай поинтересовался Том – Такая, без украшений, серая, голубая, может, желтая?
- Да была, вроде, белая, с черными прожилками. Не было в ней золота, и вообще ничего ценного не было, вода одна…
- Ты пил ее? – голос у деда срывался – Пил? Сколько капель? Две? Пять?
И чего он так разволновался? Ну, накапало с ветвей, ну и что?
Я вспомнил, как у меня от этой воды живот раздулся, словно мех с брагой, и потом противно булькал. Но по нужде, что странно, все же не гоняло. Вот ведь очередная загадка мироздания: почему пиво в харчевне после третьей пинты уже наружу просится, а дождевая вода в болоте – нет?
- Не знаю, сколько это в каплях, дед – я снова помешал варево – Но если считать в ведрах, то будет, примерно, половина.
Сзади раздался треск, и странный звук, вроде как мешок с овсом на пол бросили.
Я обернулся: дед сидел на полу, сжимая в кулаке пучок волосьев, выдранный из своей, прежде, нежно лелеемой бороды, и беззвучно разевал рот, не в силах сказать ни слова.
Я бросил черпак в котел, подошел к впечатлительному старику, поднял его, и усадил на лавку. Отобрал надранную им с себя же паклю, метнулся к котлу и обмакнул ее в клей – негоже достойному мужу ходить с прорехой в бороде, надо поправить, а то урон мужественности какой: борода-то она, суть, мужа украшение, мудрости житейской свидетельство. Подбородок у Тома трясся, и ровно приложить волосы не получилось, налипло спереди. Ай, сам потом поправит, как ему нравится…