Так что все шло путем.
Но раз Уилл приказывает собираться – почему бы и нет? И я пошел в главный зал и молча снял со стены, и забрал себе давненько уже приглянувшийся щит. Он был даже лучше того, отобранного у Квиста и похеренного потом в болотах – он мне, несомненно, пригодится. Кто-то из вконец обнаглевших стражников попробовал, было, вякнуть в защиту казенного имущества – но со всеми вопросами я отправил его под хвост к Гарму, а как оттуда вернется - к сыну барона, который спешно умелся паковать портрет любимой, и посетителей не принимал.
Также из замковых запасов я изъял: два отличных длинных ножа в прочных ножнах, удобный шлем, кожаный панцирь – пришлось довольствоваться им, ибо до комнаты с железным доспехом меня не допустил ключник, впалой своей грудью вставший на защиту подотчетного имущества. Мы с ним поспорили, потом стали лаяться, я уже взял, было, его за бороденку и замахнулся, дабы объяснить всю пагубность неисполнения воли его милости, но меня со двора поторопил сам Уилл, так что пришлось довольствоваться кожаным доспехом, хотя мне не хотели давать даже его. Но тут я был непреклонен, и, заперев надоедлика в оружейной комнате, отправился за припасами.
Собрал две больших торбы с хлебом, сыром, мясом, зеленью, дабы не терпеть в дороге лишений, прихватил огромный мех с пивом, чтобы не мучила жажда, и еще один, на случай, если не вовремя кончится первый. Долго думал, не надо ли нам чего из лаборатории колдунов, но доносящийся оттуда заливистый кашель и хрипы отвратили меня от мысли спуститься и порыться. Однако присмотрел я еще много чего полезного, но потерявший терпение Уильям призывал меня в путь, да и тащить стало вельми тяжко.
Когда, пыхтя, я вытащил немалое свое имущество во двор, и огляделся, в поисках телеги, то таковой не обнаружил. Увидев меня, шатающегося под тяжестью трофеев, Уильям поморщился.
- Ты точно ничего не забыл? – вопросил он меня – Не думал я, что у Ульрика в должниках такие зажиточные люди ходят. А этот щит я, кажется, где-то видел...
- Ну так скопилось потихоньку, не оставлять же! – я не стал говорить его милости, что скопилось это все за прошедший час. Да и вообще: будь у меня восемь рук, я бы в каждую чего-нибудь положил, ибо за лишения и несправедливость правильно будет взять возмещение.
- Где повозка? Куда положить? – уточнил я – На чем мне ехать, твоя милость?
- Верхом, разумеется. Вот, это твой – он махнул рукой в сторону рыжего коня, уже оседланного и взнузданного. А под поклажу второго сейчас приведут. Эй, люди! – гаркнул он паре подростков-конюхов – Лошадку повыносливее сюда, да поживее!
Пока еще одну животную навьючивали моей поклажей, я тем временем, обошел выделенное мне средство передвижения по кругу – конь свирепо на меня косился то одним своим злобным глазом, то другим, и то и дело кровожадно всхрапывал, обнажая в оскале крупные желтоватые зубы.
Радости от перспектив близкого знакомства не испытывали мы оба.
- Ну, чего ты ждешь? – поторопил меня Уильям – Сварти, мы теряем время.
- Эээ... Я это... Пешком лучше.
- Полезай на коня, Свартхевди! Погоди-ка, – хмыкнул он при виде моей нерешительности - Ты что, не умеешь ездить верхом? Это же просто лошадь, чего тут сложного?
- Лошадь – пояснил я ему в ответ – Это добрая и полезная животина, ростом мне по грудь. У нее толстые бока, мохнатые ноги, смирный нрав, и ее можно накормить мороженой рыбой, если сено кончилось.
- Ну а тебе что привели, по-твоему?
- Это какой-то дракон с копытами.
Народ, собравшийся вокруг, обидно заржал, а я устыдился своей слабохарактерности. Чем, в конце концов, я хуже Уильяма? Ловчее я, и сильнее, и самого Высокого Джона не испугался, а тут перед безрогой коровой малодушничаю!
- Ладно, твоя милость, готов я в путь – обреченно согласился я с неизбежным.
Сзади, совсем близко, послышались топот, надсадное дыхание и мерзкое блеяние ключника, стремившегося донести свое возмущение до баронского сына, но я, не глядя, лягнул назад сапогом и попал в мягкое.
Блеяние сменилось странным, каким-то утробным стоном, потом противным звуком, будто ветры кто пустил, и шумом падения, словно куль с тряпками уронили.
- За что ты так с несчастным Роком? – вяло поинтересовался Уильям, он уже мысленно скакал на лихом коне, обгоняя попутный ветер, навстречу объятьям и поцелуям любимой. Выглядел он, и, правда, в самый раз свататься: расшитый плащ, под ним дорогая кольчуга, широкий пояс с золотой пряжкой, и богато украшенная перевязь с мечом, а на широкие плечи свободно падают светлые локоны волос. Вот был бы я девкой, скажу не тая – сам бы за таким женихом приехал.
- Да надоел вконец, твоя милость! – я помог стонущему ключнику распрямиться и, довел до ближайшей стены, где и усадил отдыхать – Он, как услышал, что мы в дорогу собираемся, так и бегает следом и канючит: возьми, дескать, да возьми лучший хауберк! И второй возьми – продашь в городе. Я уж и так, и эдак отказывался, говорю ему: отстань от меня, сын козла, мне чужого не надо! А он все не унимается, вот и получил...
Я не люблю лошадей.
Хотя, говорил уже...
Хоть и ловок я, почти как лесная рысь, и силен, как медведь, но только за первую пару миль сверзился не менее четырех раз, и после четвертого мы привязали меня к седлу ремнем. А уж когда мне удалось убедить Уильяма сделать большой крюк, чтобы посетить Прилучину, и нам пришлось срезать путь и ехать через лес – так и вообще дело запахло тухлятиной и членовредительством.
В Прилучине я намеревался навестить Анну и старого Тома – они, как ни крути, жизнь мне спасли, а я за все время про Тома и не вспоминал, чего теперь немного стыдился. Даром мне один из ратников говорил, что Томас меня по осени разок навещал – а я... Нельзя забывать сделавших тебе благо – так учил дед, и он бы мою неблагодарность не одобрил.
Томас, Томас, старый ты башмак... Хоть Ульрик и оказался той еще кучкой козьего дерьма, но Том желал мне добра, и не факт, что без его помощи я бы не откинул копыта. А долги следует отдавать, этим аргументом я и сломил Уиллово упрямство.
Да и, к тому же, в паре десятков миль от самой деревни Тома спрятано у меня кое-что ценное, что не худо бы забрать.
Но проклятая начинка для колбасы с успехом делала свое черное дело. Она пыталась соскоблить меня об стволы деревьев, неожиданно сворачивала в кустарник, выбирая места погуще, тщилась зацепиться мной об ветку потолще, и постоянно поворачивала ко мне свою балду, силясь укусить. А я и сам был уже не рад поездке. До привала было еще далеко, а у меня уже жутко ломило спину, и сводило ляжки, которые я, кажется, стер до мозолей, поверх которых, по ощущениям, уже выросли новые, а жопа приняла форму седла, в таком виде окостенела и потеряла чувствительность.
Еще я всерьез опасался за следующие поколения моего рода: из-за отбитого об седло хозяйства у моих будущих детей был вполне себе реальный шанс родиться дураками.
Да, верховая езда – не для неженок, лишь для сильных духом сие испытание.
Уильям рассказал, что близлежащие от замка леса знает неплохо, поэтому где-то совсем скоро должна быть полянка с ручьем, где и встанем на ночевку, и я встретил это известие с нескрываемым облегчением, а, увидев саму полянку – познал истинное счастье. Едва мы выбрались на открытое место, как я, практически свалившись с коня, враскоряку (ноги затекли) доковылял до ручейка, и упал туда, словно на бегу подстреленная лань.
Косолапая, грязно ругающаяся и проклинающая всех на свете лошадей, подстреленная в задницу лань.
И это был не конец мучений – Уильям вскоре извлек меня из ручья: мерзкую скотину надо было расседлать, напоить, стреножить, дать пожрать, и не позволить себя укусить.