Но с другой стороны…
Их минимум трое – это сильно нехорошо.
Я без брони и щита, ибо думал, что нахожусь в доме у друга, и опасности нет.
Расмус хоть и немолод, но может быть весьма опытен. Возраст не показатель слабости. Старый Олаф, дряхлый и хромой, хоть уже и не ходил в походы, а борода и волосы его были седы, сколько себя помню, валял по песку дренгов борга в учебных поединках, не сильно напрягаясь при этом. Ты только замахнулся – а дед уже видит, куда пойдет удар, где будет твой щит, где топор, где твоя голова и ноги, и почему ты дурак, и молодежь нынче хилая и неловкая (не то, что раньше!), и не в Коня корм, и лучше бы я шел землю пахать и коз доить, и в ручонках своих лучше сжимать мне метлу и поганое ведерко, а не секиру, и что баба на сносях и с коромыслом опаснее меня стократно, и что это ты раскорячился, будто до сортира не донес, и так далее. Долго и глумливо.
Секира – это не то самое, чем я хотел бы биться в тесноватом Томовом сарае.
Но… Несмотря на все это, у меня отличные шансы!
Времени у меня будет только на одно заклинание, им я приколочу Расмуса к стенке сарая. И, пока сопляк рядом с ним мается со своим вертелом, достану и его – он держит щит, как крышку от котла с похлебкой, и получит свое.
- Что тут происходит?! – прервал мои приготовления и наши препирательства голос Уильяма.
Глава 24.
Старший стражник баронской дружины так и не понял, что еще несколько мгновений, и душонка его отправилась бы на суд к тем, в кого он верит, ибо не станет помехой чарам ни кольчужка (кстати, неплохая), ни стеганый поддоспешник, ни тем более слабая плоть смертного. А его молодому спутнику пришлось бы являться на встречу с богами с разваленной до зубов головой, или вовсе неся ее подмышкой: нас, к примеру, за щит, болтающийся на уровне пояса, Олаф пинал в задницу так, что виноватый устремлялся в небеса, аки сокол ясный, на ярд в высоту, не меньше. А копье парень держит, будто ложку за столом, видимо в полной уверенности, что я не буду или не смогу сопротивляться.
Однако неважно учит молодое пополнение барон Вильгельм, видать, давно не приходилось его хирду серьезного противника встречать. Нет, этого обалдуя ведь даже убивать не надо: пнуть в щит и ударить лезвием вдоль древка копья, и обухом потом по головенке. И вот он готов, язык многословный, без пальцев большого и указательного на главной руке. Что тоже, наверное, неплохо – ума у парня хоть так прибавится.
И до трех считать будет быстрее всех, опять же.
А, может, это просто моя удача, что дурачок с ковырялом передо мной, а не правильно выученный дренг с копьем, к которому на удар секирой так просто и не подберешься.
- Что здесь происходит, я спрашиваю? – повторил вопрос Уильям.
- А ты еще кто? – отозвался Расмус, не спуская с меня глаз – Именем барона Вильгельма приказываю не мешать!
- Как ты смеешь распоряжаться тут именем моего отца?!
- Отца? Хм… Якоб, - обратился Расмус к неряхе, вросшему в землю по левому борту от него – Смотри за нордманом. Дернется – коли его в брюхо, в замок привезем и такого. А сдохнет – туда ему и дорога.
И вымелся наружу.
Силы воли «смотреть за нордманом» парню, поименованному Якобом, хватило на несколько ударов сердца, а потом он медленно, стараясь не спускать с меня глаз (от чего они стали у него косые и навыкате), повернул башку и стал внимательно прислушиваться к разговору на улице. А я подумал, что если сейчас гаркнуть на него погромче, то он такой и останется.
Рожа будет – в самый раз людей веселить, самым смешным скоморохом станет. И доглядчиком неплохим: умение заглянуть за угол, не показывая при этом головы, мудрый ярл, несомненно, оценит.
Ладно, шутки в сторону.
Я не стал пугать этого юного сопливого бонда, по чьему-то скудоумию названного дружинником, и рубить его секирой тоже не стал, а сам предпочел прислушаться.
А послушать было чего.
- Я тебя знаю! – вещал снаружи Уильям – Ты служишь моему отцу, я видел тебя в гарнизоне. Какого демона ты тут распоряжаешься?
- Ваша милость! – судя по голосу, Расмус пребывал в некоторой растерянности – Простите великодушно! Темно тут, не сразу вас узнал.
- От тебя несет брагой!
Дружинник смущенно закряхтел, не сочтя, тем не менее, нужным оправдываться.
- Ты не ответил на вопрос.
- Приказом капитана Андрэ, нордман Свартихердин, по прозвищу Лошадь должен быть доставлен в замок наискорейшим образом, едва обнаружен будет! – процитировал полученные ценные указания воин – Во исполнение сего приказа, искомый нордман задержан для дальнейшего доставления оного!
Сартыхедин… Свартихердин…
Мне кажется, я знаю, кто следующие дни будет маяться животом. А за «лошадь» этих дней будет больше, чем один.
На улице продолжалось выяснение.
- Не могу знать, что понадобилось! Мастер Ульрик велел живы…
- Велел? Что он мог тебе велеть? Теперь Ульрик Ризе распоряжается воинами моего отца?!
- Нет, говорю же вам, ваша милость, Рок-ключник Самуэлю шепнул, а тот мне, что письмо для мастера Ульрика было с голубем, мастер лежал и хворал, а как прочел, так подхватился, и к капитану бежать. Челядь слышала, как они ругались в капитановых покоях, а потом уже господин Андрэ велел коней седлать, и приказ огласил: найти де, и доставить нордмана, а наш отряд сам возглавил. И это, ваша милость, само письмо Рок не читал, но печать на нем была гильдейская, большая.
- А! Так теперь гильдия магов Ории распоряжается в на наших землях, как у себя в кладовках! Может и барон теперь не мой отец, а их гильдмастер?! Ты присягу кому давал?
- Вашему батюшке, ваша милость. Но нордмана не мастер Ульрик приказывал ловить, а господин капитан.
Слышно было, как Уильям сердито засопел.
Растяпа Якоб весь обратился в слух, и захоти я напасть, я бы успел снять с него шлем и положить в него оборванные развесистые Якобовы уши, и вручить его потом в кривые Якобовы руки, прежде чем он успеет хотя бы пошевелиться.
- Где капитан? Здешний староста не говорил мне, что он в деревне.
- Его и нету здесь, ваша милость. Оне вчерась еще по дороге на Дубки уехали и парней с собой взяли. Нам господин капитан приказал здесь быть, и за домом знахаря Томаса присматривать, а буде нордман явится – задержать, и либо господина капитана тут ждать, либо в замок возвращаться.
- Так! Свартхевди, ты где? Иди сюда.
Я повиновался, а Якоб не препятствовал мне выйти наружу.
Людей барона было оставлено по мою душу, как оказалось, не трое, а четверо – двое теперь переминались с ноги на ногу, рядом с Расмусом, а Якоб так и застрял в дверях сарая. За забором на крики и вопли собирался деревенский люд, стремительно узнававший новости.
Я прямо чувствовал, как моя поимка обрастает сплетнями, и долгими зимними вечерами в местной харчевне будет гулять байка о том, как люди барона ловили страшного нелюдя, человеком умело притворившимся, который бежал из замковых застенков, развалил при этом ползамка, порвал половину дружины, зачал в соседней деревне двуглавого теленка и сглазил местного выпивоху так, что тот квасить стал вдвое против прежнего, хоть это и непросто.
Невдалеке обнаружился и старый Том с факелом, за спиной его жалась Анна. Я посмотрел старику в глаза, и он не выдержал взгляда.
- Сварти, что ты натворил? – обратился ко мне Уильям – И убери топор уже.
Я секиру убирать не стал, просто опустил ее древко на сгиб левой руки.
- А что я мог натворить, если все время при тебе был? – ответил я вопросом на вопрос. Ну не из-за щита с ножами же за мной погоню отряжать, тем более взято это было словом баронского сынка.
– Ты и сам знаешь, что к чему – продолжил я - Помнишь, сам мне про ценного раба рассказывал, которого в гильдию отдать придется.
- Да, похоже на правду, - задумчиво ответил мне его милость, в раздумьях он потер подбородок перчаткой – Много воли гильдия на себя берет. Вот что, собирайся. Мы выезжаем немедля. Нечего тут делать.