Лесоруб удачлив:
Ясень ратной вьюги,
Срублен им под корень,
Но с корою целой.
И скальдом тоже не стать.
Но что кора цела у сего «ясеня» - не может не радовать: комплекцией Мортен похож на меня. Кольчуга у него больно уж хороша, я буду носить ее.
Фрайхера Кристена мы с Уиллом разделали, как кабана на праздник зимнего солнцеворота.
Когда могучий Никола отправился нюхать землю, Мортен лишился последних остатков мужества. Под полумаской шлема его лицо побледнело еще сильнее, чем было, я уж подумал, что сердце у него от страха остановилось. Но нет, он просто понял, что его ждет. Будь у него больше силы в костях, или больше умения, он развалил бы мне ребра и остался против Уильяма один-на-один, с неплохими шансами на победу, но ему не срослось. Удача была не с ним.
Я зашел ему с левого борта, со стороны щита, а Уилл отправился пугать его справа. Мортен все это видел, но как-то воспрепятствовать даже не попытался. Ну не считать же такой попыткой щелчок мне по щиту, после которой он, к тому же, едва не остался без руки. Потом мой друг попытался долбануть (иначе и не скажешь) Мортену по шлему. Выглядело это примерно как на детской игрушке, на которой два медведя колют дрова. Не попал, естественно, зато отвлек, а я уже был рядом. Удар обухом секиры в умбон Мортенова щита, движение на замах для удара в голову – и он послушно поднимает свой щит, и закрывает себе же обзор.
И остается калекой: я рубанул его секирой под колено, прямо в сустав.
Парень жалобно, как-то по-заячьи взвизгнул, нога его с чавканьем подломилась под странным углом.
Шаг вперед, ему за спину, и сильный удар обухом промеж лопаток довершил дело.
Не знаю, сильно ли я повредил ему хребет, но без ноги он останется. Я бы точно не взялся ее исцелять после такого удара. Хотя, старуха Хильда может и справилась бы, она и сухожилия шить умела, и кости заращивать. Но где та Хильда...
Хольд возвестил окончание первой схватки, и стражники оттащили павших друзей Одерштайна к краю площадки, где вокруг них сразу засуетились лекарь с подмастерьями, а я смотрел на это все, страдал от голода и сокрушался, что не скальд. Не знаю, кстати, чем они там смогут помочь: Никола уже и не шевелился, и похоже было, что уже кончился. Хотя, кабан он здоровый, может и выкарабкается, несмотря на то, что кровищи с него натекло немало. А Мортен Кристен жить точно будет, правда плохо.
Я напомнил Хольду, что снаряжение павших теперь принадлежит нам, так, на всякий случай. А то народец местный хитер, могут и себе оставить. Хольд отмахнулся, сообщив, что это само собой разумеется. Нам предстоял следующий поединок, но его начало затягивалось: Хольд советовался с местным колдунишкой. О чем там шла речь – мне слышно не было, но, судя по их лицам, оба пребывали в сомнениях.
Сомнения эти нам, впрочем, не преминули озвучить.
- Фрайхер Свартхевди Бъернссон, ответствуй! – солидно обратился ко мне Хольд – Вершил ли ты колдовство во время поединка? Колебания волшебных сил почувствовал в тебе мессир Беккер.
- Свидетельствую! – отозвался колдун, сопровождавший Хольда.
Я поглядел на колдунишку, он выглядел не слишком уверенным в себе.
- Я молился Отцу Битв о ниспослании мне удачи. Разве Никола Вайсс сражен колдовством, а не честной сталью? Ты обвиняешь меня, колдун?
- Нет, фрайхер, - поспешил успокоить меня Хольд – Никто пока тебя не обвиняет.
- Тогда почему ты позволяешь твоему слуге клеветать на меня? – я изобразил праведное возмущение – Все видели, что поразило Николу. Это было ни что иное, как моя секира! – я сунул железко секиры под нос Беккеру.
- Прошу, успокойся, - попытался смягчить ситуацию одноглазый судья.
- Известны ли тебе имена Ульрика Ризе и мастера Ансельма, что служат в замке барона Вильгельма? – обратился я к оторопевшему колдуну.
Тот молча кивнул головой.
- Тогда знай! Я более года находился в замке Ульбрехт, при мастерах Ульрике и Ансельме. Согласно же вашим законам чародей, в гильдии магов не зарегистрированный, подлежит задержанию. И ты считаешь, что такие могучие маги, как мастера Ульрик и Ансельм, за целый год не распознали колдуна во мне, и не бросили в подвал? Слова мои подтвердит сам Уильям Ульбрехт.
Вообще не знаю, кстати, почему не распознали. Может потому, что им было плевать: сын чумного козла Ульрик потрошил мою тушу, когда я был в бессознательном состоянии, а Ансельму и вовсе до меня дела не было. Подозреваю, в то время силы все уходили на то, чтобы мне копыта не откинуть, и ничем от обычного человека я не отличался. Разве что цветом кожи и волос.
- Но если и сейчас мне не веришь, то скажу тебе: клянусь бородой Всеотца – колдовство я в бою не применял.
А я не применял. Не складывал руны в заклятия, не пел нидов. Злая наука Хильды служила мне оружием, что и не колдовство вовсе. Хотя как по мне, так одна это похлебка, только в разных котлах сваренная.
Вроде отбрехался, хотя сомнения колдуна явно не покинули. Но отстаивать свою точку зрения он не стал. А из-за одних лишь подозрений суд благородных тоже прерывать было нельзя.
- Фрайхер Уильям Ульбрехт, - снова завопил Хольд – Явись на суд чести!
И так далее. Мы все явились и встали друг напротив друга, сходиться, однако, не спешили, несмотря на сигнал к началу схватки.
- Я предложу нам помириться, Уильям Ульбрехт, - обратился к нам Ральф – Тебе, и твоему спутнику. Мы оба признаем неправоту, ты же откажись от Эллис Донхольм, и мы разойдемся друзьями.
... В нужнике таких друзей топить...
- Ты будешь гостем на нашей свадьбе, окончим дело миром! – продолжал он увещевания.
Уильям, как мне показалось, на миг поколебался.
- И ты, Свартхевди Бъернссон, ты уже сполна воздал за оскорбления! Не в расчете ли мы с тобой?
Мой друг покосился на меня, ожидая ответа. Драться ему хотелось не слишком, и если бы выдалась возможность решить дело миром, он бы ей воспользовался.
Я не верил словам Одерштайна. Какие еще друзья? А может нам еще и извиниться перед ним за мои слова, перед Николой, который, скорее всего, сдохнет, если уже не сподобился, перед Мортеном, ставшим калекой? Я видел на площади и в толпе хускарлов Одерштайна, и уверен: если сейчас разойдемся миром, то в первую же ночь, как выедем из города, придется с ними рубиться, только не двое на двое, как сейчас, а двое на толпу. Не нужен Ральфу «друг Уильям» живым – больно уж хорош фюльк Дорнхольма. А уж «другу Свартхевди», после того, как он искалечил двух Ральфовых подпевал, самое место в пыточном подвале.
Да и байки эти про дружбу тоже, на дурачка наживка. Прокатит – хорошо, а нет – так время потянуть тоже сойдет. Одерштайн видел, что Мортен Кристен меня зацепил, и посчитал полезным дать мне немного поистечь кровушкой.
- Что скажешь, нордман?
А скажу, как думаю.
- Обезглавлен ты будешь моею рукою, - ответил ему – Не буду лишать тебя сечи! Малыш, покажи мне свой меч, не трепли языком!
- Ты дерзок, нордман! – отозвался спутник Одерштайна, до сих пор молчавший - Слишком дерзок, черноногий ты ублюдок. Ты грозился высечь нас хворостиной? Так чего же ты ждешь?
- Жду, пока ты перестанешь болтать, и займешься делом. Иди ко мне, свинячье отродье, я выпущу тебе кишки!
Удар, которым меня попотчевал фрайхер Адам с какой-то совершенно непроизносимой фамилией, выглядел красиво и опасно: хлесткий, снизу-сбоку – самое то, чтобы срубить легкобронированного противника. Один у него был недостаток – я его видел, и Адам лишь выщербил меч о кромку щита. Удар, и еще – сверху, сбоку – я все принимал на щит. Он очень хорош и крепок и красив, не зря я положил на него глаз еще в замке.
С Уильямом мы договорились так: он берет на себя Одерштайна, но будет осторожен. Он не будет атаковать, но сосредоточится на защите, он спрячется за щитом, и будет тянуть время, пока не освобожусь я.