— Я думал, что в геноциде виновата нацистская идеология Гитлера. И, насколько я знаю, больше всех во время войны пострадали народы Советского Союза, — опять вступил в разговор я.
— Об этом никто не помнит, а сами русские вспоминают только раз в году, девятого мая. Да и то, их больше занимают праздничные парады, чем подсчет потерь полувековой давности. Они же победители, а победители не жалуются, — отмахнулся Улле, — А евреи помнят все. Даже то, чего не было.
— Как же вы с Казимиром общаетесь
— Я отличный фотограф и единственный, кто может выносить его брюзжание.
— И при таком отношении к немцам он живет в Германии — не унимался Вернер. — Уму непостижимо.
— Ох, странные вы ребята, — удивленно помотал головой Улле. — Ладно, приятно было познакомиться. Пойду, отмечусь, а затем в номер — распаковываться. Увидимся вечером.
Улле поспешил к уже давно свободной стойке регистрации.
— Какой-то он чересчур разговорчивый, — заметил Хенке. — Стефан может быть тем, кого мы ждем
Из лифта, навстречу Улле, выпорхнула одна из девчонок, прибывших с парашютистами, и направилась к стойке регистрации.
— Вернер, видишь девчонку с короткой стрижкой — покосился я на своего офицера. — Она ждет отлучившегося портье. Подойди, познакомься с ней поближе. По-моему, она держалась несколько особняком от остальных друзей. Только не забывай об осторожности.
Хенке молча поднялся и отправился знакомиться.
Пройдя мимо Вернера флиртующего со светловолосой девушкой, я свернул к лестнице и поднялся на третий этаж, в наш номер.
Магдалена все также сидела за столом у окна. Когда я приблизился к ней, она, продолжая смотреть на темнеющие в сумерках пики за стеклом, произнесла
— Он здесь.
— Верно, — подтвердил я и положил на стол перед ней молох. — И тянуть время он не будет. Все случится очень быстро. Ты должна успеть засечь источник.
Вскочив со стула, Магдалена порывисто прижалась ко мне всем телом и поцеловала в губы. Но, спустя несколько сладких мгновений, отстранилась
— Он в коридоре, Эрик. Твой выход.
— Справлюсь, — вынув из наплечной кобуры штурмовой пистолет и снабдив его увеличенным магазином, я зашагал к выходу из номера.
Еще притворяя за собой дверь, я разглядел у лифта фигуру Казимира — плотного коренастого еврея из Кельна. Поблескивая темными выпуклыми глазами, он сверлил меня немигающим взглядом. В его опущенной руке тускло поблескивал укороченный модуль ИксМ8.
— Новая модель фотоаппарата — улыбнулся я и, почувствовав уже ожидаемое движение в противоположном конце коридора, прислонился спиной к дверному косяку. У дальней лестницы занял позицию спортсмен-парашютист с плазматором в руках.
— И с кем мне говорить
— А это неважно, Эрик, — улыбнулся, обнажив неровный ряд зубов, Казимир.
— Можешь обращаться к любому, мой друг, — послышался голос парашютиста.
— Тебе бы в цирке с фокусами выступать, Ганс.
— Дай ответ, Эрик. Ты со мной или нет — снова заговорил Казимир. — Решай прямо сейчас.
— Ты знаешь мои условия.
— Никаких условий, Эрик. Вы с Магдаленой сдаете оружие и уезжаете с нами. Только так, — подал голос парашютист, поднимая ствол плазматора. — Иначе погибнет очень много людей, очень.
— Ну, допустим, мы согласны, и что дальше
— Нет, не так, Эрик. Согласие придется подтвердить.
— И как
— У тебя оружие в руках, Эрик. Убей Вернера, — опять улыбнулся Казимир. — Я знаю, что он тебе друг. Но мне он — враг.
От этой бьющей прямо в сердце фразы в горле у меня вдруг пересохло. Почему она показалась мне такой знакомой А тем временем парашютист в дальнем конце коридора указал стволом плазматора на дверь ближайшего к нему гостиничного номера
— Он здесь, Эрик. Проводил нашу девчонку. Сейчас они разговаривают, но Хенке собирается уходить. Подойди сюда и когда он откроет дверь, вынеси ему мозги. Тогда я поверю тебе, и все станет на свои места…
Знаю! — уловил я послание Магдалены.
Первым схватил шумерскую пулю, прошившую его насквозь, парашютист. Он еще только летел на ступени, пачкая кровью стену лестничной площадки, а я уже вколачивал разрывной заряд в Казимира, который все ж таки успел нажать на спусковой крючок. Из-за ударившей в бронежилет пули ИксМ, рука моя чуть дрогнула и молох ударил бедного еврея не в переносицу, а в челюсть. Верхняя часть черепной коробки с выпученными глазами гулко ударилась о створки отиса, оставив на них темную кляксу. Тело шлепнулось на спину и запоздало взорвалось, имплантированной в грудь взрывчаткой. Я бросился к номеру, где находился Хенке. Из терзаемой пулями двери номера, уже летела щепа. Выбив полотно, я ворвался внутрь помещения.