— А ты как же?
— А что я? Ты на меня посмотри, будто ты не знаешь, что с такими ранениями не живут. Даст Бог, те пять минут протяну. На большее и не рассчитываю. И вообще, что это за рассуждения такие? Я приказал!
— Морпехи своих не бросают, — насупился Игорь, — Или уходим вместе, или остаемся все тут.
Уже не обращая внимания на слабые протесты командира, Игорь и Саня, провели короткое совещание:
— Давай, я возле того камня позицию займу, а ты поднимись повыше, чтобы захватить сектор обстрела от стены и до стены. Вдруг кто-то попрет из бункера? Чтобы нас в клещи взять.
— Угу. Правильно. У меня пулемет, потому мне надо больше пространства. Илья? Как там, скоро они?
— Уже подходят, осторожничают. Разошлись широкой цепью. Двое полезли на ту кучу, с которой мы спустились. Могу снять обоих прямо сейчас.
— Нет, погоди, пусть ближе подойдут. Жалко у нас гранат нету… Сейчас бы очень пригодились, — опечалился Саня, — Ладно, пошли…
Вадима оставили прислоненным у стены, вколов ему еще антишока. Его сектор обзора был маловат, но он видел часть кучи. Слабеющими руками он как мог крепко, чтобы не выронить, сжимал автомат, лаская пальцем спусковой крючок и думая только о том, как бы не сплоховать, как бы хватило сил выстрелить во врага.
Несмотря на ударную дозу антишока, точнее наркотика, что уж там скрывать, сознание все чаще проваливалось куда-то в туман, Вадим нырял в короткое, секундное забытье, выныривал из него, настороженного прислушиваясь, но ничего не слышал, а потом и видеть стал все хуже и хуже. Ему стало страшно оттого, что если он ничего не видит, то не сможет и стрелять, не сможет помочь ребятам хоть как-то, хоть в чем-то. Хотя они и засранцы! Ведь ясно же было, что его дело труба, так все равно остались. Приказа не послушали…
Мысли путались, перед глазами замельтешили какие-то пятна, совсем мешающие видеть. Вадим с удивлением и радостью понял, что это снег! Снова пошел снег! А, значит, врагам будет туго! Когда под Вадимом дрогнула, будто живая, земля, и сверху посыпались мелкие камни и грязь, он понял, что это был взрыв, а он его даже не услышал! Похоже, слух у него отказал насовсем. Кое-как поправив очки, Вадим переключил их в режим разведки и осмотрелся. На гребне кучи камней он увидел какую-то фигуру, которая целилась из автомата наверх, в ту сторону, где по идее должен был быть Илья.
Опять тряхнуло, да еще так, что Вадим почувствовал, как его приложило спиной об стену, и как хлюпнула лужа крови. Скрипя зубами, он приподнял ствол своего автомата, внимательно наблюдая за пляшущим в очках перекрестьем прицела, и попытался направить его на стрелка. Никто не знает, столько бы ушло на это времени, но фигура вдруг встала, замахала кому-то рукой и начала спускаться с кучи.
Прицел и фигура совпали. Вадим нажал на спуск, смутно пытаясь припомнить, как выставлен флажок на его автомате? Одиночными или очередью?
Отдачей от выстрела тряхнуло так, что автомат вылетел из руки, а сам Вадим раскрыл рот, будто рыба, пытаясь вздохнуть. Ощущение такое, будто он получил удар в грудь от боксера тяжеловеса. Потом сознание милостиво погасло…
* * *— И что было дальше? — с нетерпеливым интересом спросил старшина. Он сидел на первой парте, прилежный ученик и хороший командир.
— Дальше? — худощавый лысый старик отложил в сторону тяжелую тетрадь с пожелтелыми от времени листами и сцепил узловатые пальцы в замок. Потом внимательно, пронзительно посмотрел на молодого человека. Вид у старика был отсутствующий и неживой настолько, что старшина испуганно замер.
Преподаватель тяжело поднялся со своего учительского места и прошел к окну, за которым кружились большие и легкие хлопья снега. Курсанты выжидающе смотрели на своего учителя, и потому он продолжил:
— Эти записки отдал мне мой дед перед тем, как умер. Он рассказывал, что бой был скоротечным, минуты три, около того. Противников было больше, а у ребят оружие оказалось помощнее, так что можно считать, что силы были равны. Деда тогда ранило в обе ноги и голову, — преподаватель повернулся к слушателям, — Дядя Игорь рассказывал, что они вместе с Ильей тащили моего деда и Вадима из ущелья. Деда тащил Игорь…
Они сделали из ремней петли, которые протянули у раненых под руками, а потом потащили их волоком по камням. И все это они делали быстро, очень быстро, ведь так мало времени осталось, и так далеко надо было уйти. Вадим уже давно впал в кому, так много крови он успел потерять. Он был почти весь залит жидкими бинтами и напоминал больше желе, чем человека. Он был бледен, как снег, который сейчас падает за окнами, и скорее даже мертв, чем жив. Илья давно в душе похоронил его, понимая — после таких передряг не живут — но все равно тащил его…