Если Эмилия Фрэсс была первой любовью Гийома Ладусета, то парикмахерская стала второй. Дела пошли в гору довольно быстро, и уже через пару месяцев на скамье по субботам сидело не менее трех человек. Не все из них, правда, являлись клиентами. Некоторые заходили просто погреться, а кое у кого даже хватало наглости заскочить предварительно в бакалею за пачкой печенья «Пти Борр Лю», чтобы почувствовать себя вроде как дома. Давя в себе раздражение, Гийом терпеливо сносил горы крошек, со временем находивших дорогу в его дешевые кожаные сандалии, поскольку благодаря толчее на скамье складывалось впечатление, что парикмахерские услуги пользуются повышенным спросом, а что может быть лучше для бизнеса. Привычка сельчан торчать в доме Гийома никуда не девалась и с приходом весны — они заскакивали под предлогом пересидеть дождь. Летом же прятались от жары, покрикивая на каждого входящего, чтоб закрывал дверь и не впускал знойный воздух, непрошеным гостем рвущийся с улицы. Когда дел становилось невпроворот, парикмахер прогонял бездельников, и те разбегались, словно стадо диких козлов. А иногда бывало и так, что, к своему огромному огорчению, Гийом заставал то одного, то другого в гостиной — задравши ноги на столик, наглец смотрел в телевизор — или в туалете, на унитазе, с его любимыми комиксами о приключениях Счастливчика Люка в руках.
Гийом Ладусет никогда не забывал того, чему его научили в Академии мастеров-парикмахеров Перигора, особенно слов из «Руководства по парикмахерскому искусству» (издание второе, переработанное и исправленное). По утрам, прежде чем спуститься по лестнице, Гийом удостоверялся, что он по-прежнему являет собою Живой Пример. Опорожнив мочевой пузырь, парикмахер не покидал ванной до тех пор, пока его волосы и усы не представали во всем их великолепии, достаточном, чтобы пробудить в клиентах желание выглядеть точно так же. Предметом особенной гордости Гийома Ладусета был его знаменитый начес «волна». Дважды в неделю, вымыв голову и нанеся лосьон для укладки, Гийом аккуратно приставлял палец к волосам, формировал с помощью расчески гребень, а затем повторял процедуру вокруг головы. Три свои вариации Гийом называл «трубадур», «помпадур» и «амбассадор». И хотя спрос на них был, мягко говоря, не очень — большинство клиентов противились необходимости надевать сеточку для волос, пока те сохли, — парикмахер испытывал немалое удовлетворение просто от осознания того, что такая услуга доступна любому, стоит лишь пожелать.
После начального всплеска интереса со стороны односельчан бизнес постепенно вошел в колею и приносил плоды более двух десятилетий: клиенты захаживали раз в четыре недели, соблазненные парикмахерской мантрой о том, что «истинному джентльмену стрижка ни к чему». Годы шли своим чередом, и мало-помалу у Гийома скопилась пусть небольшая, но весьма любопытная коллекция парикмахерской утвари, добытой на бесчисленных блошиных рынках в соседних деревеньках и городках. Среди безвкусных и неоправданно дорогих безделушек Гийому посчастливилось откопать несколько старых мисок для бритья с полукруглым вырезом под шею. Он также приобрел набор деревянных шариков, что закладывались за щеку для облегчения процедуры. Были там и медные щипчики для усов, которые после нагрева создавали изумительнейшие завитки, и целый арсенал опасных бритв — в том числе и его любимая, с перламутровой рукояткой. Свою коллекцию Гийом с гордостью выставлял на столике в переднем углу парикмахерской — дань уважения ремеслу, чьи представители некогда были в большой чести, и до 1637 года именно им поручалось решать такую престижнейшую из задач, как кровопускание.
На стене над деревянной скамьей висела еще одна находка Гийома, оригинал рекламного объявления, пропагандирующего метод доктора Л. Паркера — лечение облысения электричеством. На картинке клиент сидел в шапочке, стянутой ремешками, в объявлении же не только утверждалось, что за год с помощью этого средства исцелилось пять тысяч человек, но и что метод доктора Л. Паркера официально признан Международным конгрессом электрологов на Миланской выставке 7 сентября 1906 года, — два факта, пробуждавших искренний интерес у некоторых клиентов Гийома.
Несмотря на глубокую страсть к своему ремеслу, парикмахер со временем подустал жить и работать в одном месте, не говоря уже о том, что ему досаждали клиенты, мало того что узурпировавшие его же собственный унитаз, но еще и нагло возмущавшиеся отсутствием туалетной бумаги. И когда восемь лет назад овдовевшая мадам Ладусет почувствовала, что устала от одинокой жизни в фамильном гнезде, и перебралась в маленький домик в центре деревни, с одной-единственной спальней, Гийом вернулся в отчий дом, с его садиком и роскошным ореховым деревом. Тогда-то он и взял на себя заботу о семейном кассуле — священный долг, который исполнял с безоговорочным рвением.