Вернулась Ильяна домой с работы подённой, а от дома то одни головешки. И бабка несчастная в обгорелой одежде на углях сидит и рыдает. И внучку бессовестной и неблагодарной называет, что если бы не кочевряжилась та, было бы у них денег и новый дом купить и хозяйство...
Так причитала она, причитала, но все ж удалось ей уговорить внучку к тому человеку хоть в работницы пойти, а там думает сладится...
Но как известно темные делишки лишних глаз не любят, и уже на подъезде к дому Ипата, говорит бабка Ильяне:
- Ты, девка, меня то с собой сразу-то не тащи, кому лишний рот в хозяйстве понравится? Давай, я сейчас в мешок залезу, ты веревочкой завяжешь накрепко, и скажешь, что это пожитки твои, что спасти удалось. А потом уж, как все утрясется, меня и предъявишь...
Ильяна согласилась, с одной стороны ничего не поделаешь, с другой свое на уме.
А Воробышек тем временем говорит Ипату:
- Хозяин, настало время чёртово ребро у невесты твоей вынуть. Живо садись на коня и поезжай ка домой, в поле я один управлюсь. Вот что тебе делать надо, когда домой прибудешь. Дома выдай себя за барина проезжего. В лепёшку разбейся, небо и землю ей обещай, а уговори её и в постель замани. Вот и увидишь, на что бабы способны и чего женская верность стоит.
- Что ты, Кириллка, что ты! Тут уж я головой поручился бы...
- Не будь ты щедрым таким, хозяин. Прибереги свою голову, она тебе ещё пригодится...
- Так она-же узнает меня там, Кириллка?
А сам все равно не верит, в то, что Воробышек говорит.
- Нет пане Ипате, уж я так сделал, что никто тебя не узнает.
Подивился Ипат, но за год уж привык доверять своему работнику.
Тем временем заезжают бабы во двор, девка на телеге, лошадью правит, бабка в мешке сидит. Оставляют телегу во дворе, а невеста Ипата с плачем идет в избу - рассказать хозяину обо всём, что было. А там ни хозяина, ни людей - никого.
Вызволила она тогда бабку из мешка, да поторопила в кухню зайти, там бабку и мешок на печь, старая сводня в мешок залезла, а Ильяна её за печную трубу запихала. Только все это сделала, тут и Ипат на пороге.
И тут же стал к невесте ластится, уговаривать да приговаривать, денег да всякой всячины сулить.
Ильяна же на него вытаращилась, да таращится, как баран на новые ворота. А сама все задом к печи пятится. А как уперлась задком в пристенок, рукой позади себя пошарила, сковороду нащупала, да этой сковородой его, Ипата то-есть и припечатала.
- Ах ты Ипат Матвеевич, охальник какой! Это ж ты, оказывается, к моей бабке приходил, это ж ты морда козлячья хотел меня во грех ввести! Ах ты нетопырь бессовестный!
Пока говорила, глядь, и Кириллка на пороге с молотком, долотом и щипцами в руках. И глаза вот вот из орбит выскочат.
- Это что-ж, девка, неужто узнала его?
- А чего-ж, прости господи, мне его не узнать? Коли он уж несколько месяцев мне голову дурит? Уж посвататься собирался! А вот, эван как посватался!
Кириллка почесал нос как есть, что в руках было, то-есть клещами, потом быстренько к Ипату подскочил, тряпочку какую то из пузырька намочил, и под нос хозяину сунул. Тот и очнулся. Потом лоб ему той же тряпочкой потер, и ссадины да шишки как небывало.
- Вот, хозяин, видать у тебя не жена, а клад будет, через все мороки тебя видит, знать истинно крепко любит; ты только построже за ней присматривай, ногти у неё время от времени срезай, чтобы ненароком не наставила она тебе рогов.
Слышит Ильяна такие речи, а пуще того видит, что происходит, похолодела от страху.
А Кириллка руку поцеловал у Ипата и говорит:
- Ну, хозяин, сегодня аккурат срок службы моей подошел. Будь здоров и счастлив, а я отправляюсь, откуда пришёл. Только знай, от меня а других не слушай, что служил тебе чёрт полный год за кусок сала, оставленный на пеньке в лесу, и за дрянную подстилку для Адовой Пятки.
С этими словами схватил он из-за трубы тот мешок с бабой и исчез, будто сквозь землю провалился. Завопила Ильяна, заголосила:
- Догони его, Ипат, не отпускай! Бабка моя там! Непутевая!
Но Ипату не до того было, очень он был огорчён, что лишился Кириллки, верного слуги и друга своего, и не знал, где его отыскать, чтоб отблагодарить за всё добро, что тот ему сделал.
А Кириллка давно уже был в аду и жил припеваючи у Саадовского в чести. Старая сводница стонала под Адовой Пяткой, и один только кот её на этом свете сожалел о ней.
А Ипат с той поры, зажил в мире и согласии со своей женой и детьми, Но все-ж иногда сомневался, уж не зря-ли оставил тогда тринадцатое ребро невесте...