— Ой, смотри, Тихоновна, в тихом-то омуте черти водятся, — и толкнул Кирю локтем.
Киря смутился еще больше.
— Ну, что же вы своего бригадира обижаете? — посочувствовала Кире Лариса. Она сидела на том самом месте, где вчера хозяйничал Мишка. — И в прошлый раз на него шумели за невыполнение плана. Сегодня он тоже, что ли, какой-то ваш план завалил?
— Да он всегда с недовыполнением идет, — засмеялся Мишка и подмигнул Ларисе. — Ну так как там в Москве Беговая, 28, живет?
— Надо же! — удивилась Лариса. — И адрес запомнили.
Киря хотел сказать: «Зачем и паспорт смотрели», да вовремя спохватился — Мишка не простил бы ему ротозейства.
— Я вот на будущий год поеду в университет поступать, — заявил Мишка. — Так по этому адресочку хочу кое к кому за консультацией заглянуть. — Он выжидающе смотрел на Ларису и улыбался.
— Заходите, — пригласила она будничным голосом. — Только я на будущий год опять в экспедицию уеду.
— А мы подождем, — не переставал улыбаться Мишка.
Лариса склонила набок голову: ваше, мол, дело.
А Надя не выдержала.
— Миша! — крикнула она. — Вы ее на тракторе покатайте, она уступчивей будет.
— Замарается, — не согласился Мишка.
Фаина Борисовна, видимо, уже отчаялась одергивать девчат. Ушла за комод и деловито начала копаться в своих тетрадях. Тишиха подмигивала девкам: ваша, мол, воля теперь, делайте что хотите.
— Я в самом деле надумал в университет податься, — засерьезничал Мишка.
Ну залива-а-ть… Никогда Кире не говорил об учебе, а тут решил цену себе набивать.
— И на какой факультет? — спросила Лариса.
— А на какой примут.
Вот уж никогда не поймешь у человека, где он правду говорит, а где врет.
Но Тишиха не на шутку встревожилась:
— Ты что? А кто за тебя работать-то будет? Все выучитесь, так в Полежаеве некого будет и на трактор посадить.
— А теперь, Тихоновна, звеньевая система будет. — И потому, что Тишиха не поняла его, пояснил: — Один человек по нескольку машин станет обслуживать. Вот я Кире и сдам свой трактор, пускай на двух работает: на своем попашет, на моем поборонит.
— А Киря-то что, пальцем деланный, за тебя работать?
Тут уж даже Мишка смутился. Хорошо, что Фаина Борисовна не слышала Тишиху и как ни в чем не бывало подошла к окну и протянула Мишке два рубля:
— Передайте, пожалуйста, бабушке за молоко.
— Да вы что? — обиделся Мишка. — Мы не берем.
Фаина Борисовна растерялась:
— Тогда мы не можем принимать от вас молоко, — упавшим голосом сказала она.
— Ну уж вы тогда с бабушкой договаривайтесь, — махнул рукой Мишка. — Мое дело десятое. Сказано — унеси, я и понес. Освободите посуду, — ткнул он в бидончик так, что молоко в нем заплескалось и бидончик запокачивался на подоконнике.
— Фаина Борисовна, — засмеялась Надя. — Да вы или не видите, он боится, что Лариса умрет с голоду. Берите, и нам кое-что перепадет.
Мишка весело подмигнул ей.
А Тишиха, обеспокоенная Мишкиным заявлением об учебе, твердила свое:
— Ой нет, Михаил, не уезжай никуда. Мы и так всех деток распустили по городам. С кем жить-то будем?
Фаина Борисовна уже по просвечивающей крыше приноровилась определять, какое утро: если дранка золотится — то солнечное, если матово тускнеет — то облачное. Дождливое же заявляет о себе не светом, а шумом. Крыша на повети в непогоду дрожит и стонет от напора дождя.
На этот раз Фаина Борисовна проснулась от стукотка синицы и сначала испугалась, что начало покрапывать, но разглядела на крыше золотистые полосы и успокоилась.
Где-то в углу повети гундосил шмель. На улице с кем-то разговаривала Федосья Тихоновна.
Фаина Борисовна прислушалась к разговору, но ничего не смогла разобрать, и все же в нее закралась тревога. Фаина Борисовна долго не могла уяснить причины все сильнее охватывающего ее беспокойства.
На другом соломеннике спокойно посапывали девчонки, накрывшиеся одеялом до подбородков: к утру на повети становилось свежо и, если не подогнуть под ноги одеяло, снизу, от половиц, наносило промозглой сыростью.
Фаина Борисовна перевернулась на другой бок и снова услышала, что Федосья Тихоновна с кем-то стояла и разговаривала.
— Ой, нынче и грачей развелось, — жаловался Федосье Тихоновне чужой голос. — В комбайновых трубах гнезд навили — не пересчитать… Сколько птенцов выведется, и ведь все на будущий год прилетят где родились… А через пять лет сколько их будет в Полежаеве…
— Люднее-то лучше, — засмеялась Федосья Тихоновна. — А то обезлюдело Полежаево. — И пожаловалась на свое: — Не знаю, где она и несется… Утром щупала — с яйчом была, а сейчас уж пустая.