Она стала рассказывать Федосье, какая им нынче попалась злая учительница. Вот в пятом классе по-французски их учила Олимпиада Васильевна — самая добрая из всех, но ее проводили на пенсию. А в шестом посадили злыдню, Клавдию Ипполитовну, и все рады, что она заболела. Федосья слушала ее, не перебивала, но узнать-то ей хотелось совсем о другом — как в этом доме живут?
— Мамка-то на работе? — исподволь повела она к главному.
— На работе. И папка на работе.
— А они живут-то как? Не ругаются?
Господи, что за дура? У ребенка спрашивает… И язык повернулся такое спросить.
— Да вы что? — изумилась Маня. — Конечно, нет.
Ну и слава богу. Больше Федосью ничего не интересовало. Ребенок не будет врать. Узнала правду.
— Ну, Манюшка, до свидания. Приду в другой раз, когда дома все будут.
— А маме что передать?
Догадливая. Чего Федосья больше всего боялась, то и спросила.
— Скажи привет от Груши выселковокой, — вспомнила, что на Выселках у Веселовых родня — Груша Зайчикова, вот и сказалась Грушей.
Маня кивнула головой: обязательно передам.
Федосья весь день ходила по Березовке довольная, что не зря приезжала. Она нашла и платок, черный, с красными крупными цветами по полю. Накупила еще Зинкиным девчушкам шоколадных конфеток. Так и представила сразу Райку, как она загребает конфеты к себе.
— Я, — скажет, — еще таких не едала. Ты, мама, почему мне раньше не покупала? — Глаза-то у нее завидущие, а разве хватит на всякие конфетки денег, всех не напокупаешься, мало ли какие делают.
В хозяйственном магазине Федосья натолкнулась на Ваню Баламута. Он вертел в руках клин к рубанку. Увидел Федосью, нахмурился:
— Ну, никак не могу без свидетелей обойтись…
— Да чем тебе свидетели-то помешали?
Ваня махнул рукой.
— Ладно, знаю, что не проговоришься.
На клине было нацарапано карандашом 0-12.
Ваня подмигнул продавцу:
— Слушай, надо, чтобы не моей рукой… Переправь на 3-72… Тут просто… Я уж у ноля немного подтер.
Продавец его замысел разгадал, переправил.
Ваня весело подмигнул Федосье:
— Теперь можно в столовую.
После встречи с Маней Федосье стала глянуться и Райка. Шустренькая, находчивая — за словом в карман не полезет. Соображенья-то у нее на двоих хватит.
В школу еще не ходила, а до магазина сбегает — там на дверях афиша вывешивается, какая кинокартина в клубе идет, — вернется, уж знает все.
— Сегодня и днем не детское.
— Дак я тебе али двадцати-то копеек не дам, — всхлапывала руками Федосья. — Не пожалею для тебя ничего.
Это ведь киномеханики опять придумали — детское, не детское. Объявят не детское — за пятак не пустят, а за двадцать копеек кто угодно иди, хоть годовалый ребенок. Шпана какая-то ездит на Раменье кино показывать, ни чести, ни совести — обиралы.
Вот интересно, что за киномеханики в Березовке? Ужели и там обиралы? Ну, Мане-то и Костя и Анна в двадцати копейках никогда не откажут — не скупые. Маня-то уж ходит в кино…
Федосья зазывала Райку к себе в гости. Райка придет, посидит на лавке, поболтает ногами. А у Федосьи и играть нечем. Вот ведь, старая карга, ни единой игрушечки в доме не завела… Федосья сделает из фуфайки куклу, повяжет платком:
— На, Рая, понянчись…
А Рае и с час не пробаюкать — надо по-своему перевязать платок. Развязать-то развяжет, а уж не завязать: фуфайка разъедется — и не свернуть, как было.
— Пойдем, Рая, я тебе курочку покажу, где несется.
Во дворе у Федосьи проведен электрический свет. На улице уже снег выпал. А во дворе и тепло и светло. Курицы ходят, горюют, хозяйке яичко обещают снести. А сами уж снесли с утра. Федосья подведет Райку к гнезду, а там, кроме деревянного, под яйцо выструганного подклада, и тепленькое яичко лежит. И в другом гнезде лежит, и в третьем.
Вернутся в избу:
— Вот, Рая, выпей сырым, в тебе сразу капелька крови прибавится. По капельке наберем — румяная будешь, красивая…
Райка в охотку пьет.
А вот как там у Мани? У них в районе электрического свету много, а куриц-то негде держать. Никаких пристроек у дома Федосья не видела. В квартире под лавкой курятник устраивать Костя с Анной не будут. Ну ведь не бедные, у кого-нибудь купят. Да и Анна-то снова в кладовщиках работает, может, и у нее на складе бывают.
Райка два-три яйца выпьет.
— Пойду телевизор домой смотреть…
Уйдет — и за ней как меленку закроют. Слышно станет, как электрические провода гудят — накатами. Молчат, молчат — и вдруг накатит, даже стена у избы задрожит. Это, видать, электричество так тяжело в них накачивают. Тоже нелегко кому-то приходится…