Надумала Федосья покупать телевизор.
Племянница Зинка набросилась на нее с руганью:
— Будет из ума-то выживаться! Телевизор ей надо… Приходи да наш и смотри сколько влезет… У тебя ведь не семья…
— Вот то-то и оно, не семья. У тебя, голубушка, одному слово сказал да другому слово — и наговорился. А от меня Райка твоя убежит к телевизору, так хоть реви…
— Купчиха какая выискалась, — не отставала Зинка. — Капиталы ей спать не дают, надо растрясти до копейки… А не засмогаешь, на чего будешь жить?
— Ну, лешой понеси! Пенсии-то али мне не хватит? У меня и сейчас остается.
— Так ведь остается потому, что корову держишь, куриц, свинью. — Зинка не на шутку сердилась. — А свалишься, так ничего ведь не будет.
— В престарелый дом заберут.
Зинка плевалась:
— Там ма-а-лина… Там ра-а-ай…
Ну-ка, о чем заговорили, о престарелом доме. Да Федосье до него еще далеко.
— Вон Настя Сенькина, Костина сестра, на десять годов меня старше, а катается еще как катышек.
— Настя Сенькина, Настя Сенькина, — передразнила ее Зинка. — Ты по сторонам не оглядывайся, ты свои годы пересчитай.
— А чего их пересчитывать? Семидесяти пока нет.
— Ох, ох, совсем молодица, — надсаживалась Зинка.
Ваня Баламут смотрел на жену, посмеивался:
— О, у меня комиссарша-то…
Федосья посочувствовала ему:
— Да уж люта…
А Ваня засмеялся:
— Не баба — скважина! Ее бы с ругани-то на нефть переключить — ох и польза бы государству была. За счет ее не один бы план выполнили по добыче… Вот посмотри на нее — качает и качает…
Зинка плюнула.
— A-а, ну вас! — и ушла, раздосадованная.
Ваня пропел ей вслед:
Федосья одернула его за рукав:
— Не растравливай давай, молчи.
Ну-ка, жить бы им да жить, а они, как козлы на узкой дороге, обязательно схватятся рога друг дружке ломать. Один миролюбиво идет, так второй все равно не пропустит, саданет под бок.
И ведь Зинка частушку услышала, приоткрыла дверь, высунулась:
— Дурак ты дурак! Когда только и поумнеешь…
Федосья уже и не рада была, что пришла к ним советоваться о телевизоре. Спросила бы и не у Вани, у кого-нибудь у другого, какой покупать. И чужие люди не подсказали бы худого. А она-то, грешным делом, надеялась, что Ваня съездит с нею в Березовку, поможет в выборе. Теперь об этом и заикаться не след: смотри-ка, из-за нее разругались.
В Березовке Федосья долго стояла у фотографии, смотрела на Костин дом. Валил снег, как солью солил. Из Костина дома никто не выходил и никто не входил в него. Федосья измерзла вся и отправилась в универмаг за телевизором. Лошадь, привязанная у дороги к телеграфному столбу, покосилась на нее, всхрапнула. Снег попоной лежал на ней, не успевал таять. И Федосье стало жалко, что она, дура, заставила лошадь томиться неизвестно зачем.
Телевизор она включала, как правило, тогда, когда к ней прибегала Райка. Федосья усаживалась перед экраном на стул и звала к себе на колени Райку. Райка чем старше становилась, тем больше к Федосье привязывалась. Все-то, все выскажет: и что в школе делается, и что дома. Федосья мало-помалу ее и к делам приучала. То покажет, как на оладьи тесто творить, то уведет с собой корову доить, то за швейную машину усадит…
А однажды вдруг обнаружила, что Райка картошку и то не умеет чистить. Нож держит от себя, картошину, будто палку, обстругивать собралась.
— Ой, миленькая, чего же это из тебя неумешку-то ростят? Ведь не маленькая уже…
Райка ходила в школу, во второй класс. Раньше второклассники-то уже пахали на лошадях, по дому за больших обряжались. И Зина, Райкина мать, не отставала ни от кого, а дочку-то чего из рук выпустила. Ой, да ведь у нее руки-то в одну сторону направлены — Ваню во стану удержать. Безголовая и есть безголовая. Языком бы не бухала чего попадет, так и Ваня бы Баламутом не стал.
Федосья смотрела, как Райка неумело ковыряла ножом картофелину, и думала: «А как там Маня, у нее-то выходит ли?»
Бабы сказывали, что в городах детки избалованы еще больше, чем в деревнях. Не только делать ничего не умеют, а даже есть не хотят. Говорят, в детском садике воспитательница красный флажок ставит на стол, на котором с едой раньше всех управятся.
Слава богу, Березовка не город. А уже и не деревня… Федосья покачала головой. Как там Маня растет?