На него насмешливо смотрела Светка.
— Так подрастайте быстрее, мальчик, — посоветовала она.
— И вы тоже, девочка, — отпарировал он, но, кажется, не совсем удачно — нового на ум не пришло. Обозлясь из-за этого на себя, Митька не придумал ничего лучшего, как скопировать Алика:
— В кино приходите сегодня.
Но у Алика это получилось естественно — не такая обстановка была, — а Митька прошепелявил как попугай с чужого голоса. Оплошал. И Светка не преминула воспользоваться его оплошностью:
— Ой, держите меня, а то упаду. Единственная достопримечательность Полежаева — кино, и все ее напоказ выставляют. Рыженький приглашал в кино, и этот тоже в кино… Мальчики, а я кино не люблю, я люблю танцы!
Ведь чувствовал же, что она издевается над ним, а сказал, будто не понял издевки:
— Танцы после кино у нас.
— Ой, спасибо за ценную информацию. От всего нашего дружного коллектива спасибо. С любой из нас, Митрий, сегодня танцуйте, любую не пожалею — вы хороший мальчик.
Какая-то из девчонок — неужели не Катя? — остановила ее:
— Хватит, Светка, паясничать. Давай дополаскивать…
— Слушаюсь, Верочка.
Нет, не Катя, значит. А этой Верочки Митька и не разглядел, какая она. Ведь не спиной же она была к нему все время повернута — они же вместе с Катей стояли на помосте и хохотали. Нет, хоть убей, не видел ее. Катю видел, а ее нет.
Митька поставил самовар на комод.
Николка все еще лежал на левой щеке. Тут столько событий всяких произошло, а он хоть бы хны. Все на свете проспал, никакой у человека заботушки.
Да, а в кино сбегать надо…
Киномеханик уже стоял у дверей, торговал билетами. У лестницы скопилась толпа.
Митька издали разглядел Вовку Воронина, который, как козел, привязанный за веревочку, крутился вокруг отполированного руками столба, подпирающего над крыльцом крышу: наверняка Алика дожидался.
— У-ух, — облегченно вздохнул Вовка, когда Митька приблизился. — Наконец-то явился! А я торчу на улице как дурак и в клуб не иду: не знаю, прибежишь или нет. — И, распираемый важной новостью, сообщил: — Ты слышал, шарьинки приехали.
— Не только слышал, но и видел в окно, как они в клуб прошли.
— Ага, сидят все вместе на четвертом ряду.
— Ну, Алик уж, наверно, вокруг них увивается…
— Да нет, — уточнил обстановку Вовка. — Я к Макаровым забегал, ему мамочка брюки гладит.
— Ох, Вовка, к Алику ты уже забегал, а обо мне и не вспомнил. Кто первым свистнет, к тому сломя голову и летишь.
Вовка, как нашкодивший пес, виновато заюлил перед Митькой. Будь у него собачий хвост, так, наверное, и по земле бы захлопал им.
— Мить, — не поднимал Вовка глаз, — я сейчас побегу шпингалеты открою, а ты жди меня под окошком…
Сам-то Вовка в кино давно уж ходит бесплатно, пользуясь тем, что заведующий клубом живет у него на квартире. Но Вовка уж такой человек: что самому перепадет, и с друзьями поделиться охота. Он и им помогал проникнуть в клуб без билетов. Выберет момент, когда в гримировочной комнате нет никого, — и готово: всех своих товарищей перетащит за руки через подоконник.
— Ну, так я пойду, — а сам пошарил в кармане штанов, наскреб горсть подсолнечных семечек. — На, погрызи пока.
Митька чувствовал: вина-то виной, но Володьку распирает желание сообщить что-то другу, но он через силу сдерживает себя и оттого кажется напыженным.
— Чего это ты сегодня так долго?
— Ждал, когда ты заскочишь, — подколол его Митька. — А ты, видишь, с Аликом спелся.
— Да не спелся. Он только и сказал, что шарьинки приехали… и что беленькая пообещалась ему в кино прийти.
— Ну да, так уж и пообещалась?
— А я-то откуда знаю? За что купил, за то и продаю…
— И больше ничего не сказал?
— Ничего, — стушевался Вовка.
— Ну-ну…
Недоверие друга для Вовки — нож острый.
— Да нет… В общем, сказал… Присмотри, мол, и ты себе, только не беленькую — и будем действовать. Я, говорит, тебе помогу…
Ну, Митька так и знал, Алик не зря бегал к Вовке и Вовка не зря приворачивал к Алику перед кино.
— Ох, коршун какой!
— Ну да, коршун и есть, — подлаживался Вовка к товарищу. — Почему-то вокруг полежаевских девчонок не хлопотал, а тут действительно, как коршун над цыплятами, закружил.
Но Митьку демонстрация товарищеской преданности не успокоила.
— И ты присмотрел себе? — холодея, спросил он.