— Митя, так ты с которой будешь, с Верой иль с Катей? — шепотом спросил Алик.
Митька молчал как рыба, ужасаясь своей слабохарактерности. Он даже сейчас-то, когда шарьинки не вышли из клуба, уже обливался потом от того, что ему предстояло принять участие в этой мушкетерской затее. Надо бы прямо и заявить: «Ни с которой!»
— Ладно, Катю бери, — поразмыслив, свеликодушничал Вовка.
И у Митьки рубаха прильнула к потной спине.
Из распахнувшихся дверей ударили клубы пара. На крыльце тоже стало светло, и Митька узнавал всех, кто выходил из клуба.
Шарьинки не появлялись долго, Митька уж было подумал, что они остались на танцы — вот тогда-то он бы с чистой совестью и рванул домой, — но они высыпали на улицу как горох, сразу шесть, и защебетали растерянно, пугаясь ослепившей их темноты.
— Девчонки, ничего под ногами не вижу! — засмеялась одна.
— Светка, — шепнул Алик ребятам, гордясь тем, что узнал шарьинку по голосу, и вышел из засады:
— Девушки, нам по пути, — сказал он простецки. — Пойдемте, мы покажем дорогу.
Ни Вовка, ни Митька не полезли из укрытия на свет.
— Ну да, — набычился Вовка. — Мы ведь не одурели, трое-то с шестерыми идти, — оправдывался он и перед собой, и, видимо, перед Митькой.
Алик обеспокоенно оглядывался.
— A-а, это вы, наш квартирьер, — обрадовалась ему Светка. — Вы всегда появляетесь будто сфинкс.
Алик польщенно улыбнулся, а сам уже тоже ослеп на свету и щурился, когда вглядывался туда, откуда только что заявился. Он подвернулся к шарьинкам боком и воровато, чтоб они не заметили, стал подзывать к себе ребят жестами. Рука у него энергично ходила по-за спиной: идите! идите!
— Держи карман шире! — сплюнул Володька. — Сначала этих троих отшей.
Алик не дождался своих сподвижников и, кажется, понял, что не дождется, потому что перестал зазывать их рукой.
— Ну, пойдемте, — сказал он растерянно. — Я буду предупреждать вас, где канава, где мостик.
Перед тем как шагнуть со света в темноту, он из-за спины погрозил ребятам кулаком.
Вовка завозился за деревом.
— Ох, ох, испугал, — насмешливо передразнил он Алика и, сунув в рот пальцы, пронзительно свистнул.
Девчонки всполошенно заозирались.
— Да не пугайтесь, — стал успокаивать их Алик, — это мальчишки балуются. У нас хулиганья нет, народ спокойный. — Он уводил их, не оглядываясь.
Алик наскакивал на Володьку молодым петушком:
— Ну, договорились же! Тебя же за язык никто не тянул, сам вызывался мне в товарищи. Митька вон хоть честно отказывался, а ты чего говорил? Ты говорил…
— Ничего я не говорил, — потупился Вовка. — Только и сказал, что одна из них ни-че-го-о…
— Ага, одна, — наседал на него Алик. — А кто соглашался с Верой гулять?
— Ну, я соглашался, — приходилось отступать Вовке. — Так тут же их было шестеро… Я одну Светку твою и узнал, а которая Вера, не мог понять…
— Не мог не мог, — наступал Алик. — Сам же говорил, в серой кофточке.
— Здравствуйте! — обрадовался Вовка. — В серой-то кофточке Катя… А остальные все в платьях были.
Алик сконфуженно замолчал — это надо же так промахнуться — и уже примиряюще сказал:
— Ну, прислушался бы к их разговору, понял бы, кого Верой зовут.
— Ага, понял бы… — почувствовал слабину в его напоре Володька. — А мы же не договаривались на шестерых, ты троих обещал…
Алик всплеснул руками и снова загорячился:
— Ну, что за чудо гороховое. Это сначала их было шестеро, а до Тишихина дома дошли — и трое осталось… Балда! — не сдержался он, и это было так на него непохоже, Алик и ругательных-то слов, казалось, не знал. — Лучше-то момента и не бывает. Проводили бы чинно-важно до Тишихи. Можно сказать, выручили бы всех шестерых. А потом-то трое на трое бы и остались. Теперь-то хоть кумекаешь, что к чему?
— Кумекаю, — сдался Володька. — Я, конечно, немного и оробел… У меня такой смелости нету, как у тебя.
На Алика похвала подействовала, он сделался сразу покладистее.
— Ничего, обвыкнетесь. — Алик отечески похлопал Вовку по спине. — У нас в Улумбеке обычное явление — с девчонками провожаться… Я с одной с третьего класса ходил, да потом разонравилась, так еще четырех сменил…