Выбрать главу

— Ну? — развесил уши Володька.

— А чего? — расхрабрился Алик. — У нас в Улумбеке все ребята такие… Ну, может, у них и не по пять девочек было, как у меня, может, по три… по четыре у некоторых… А по одной ни у кого не было… Надо только смелее! Девчата за смелость любят.

Митька не очень-то верил бахвальству Алика. Но смелость у парня была. Тут уж ни убавить, ни прибавить. Вовка на что бесшабашный человек, но в последний момент и то спасовал. А уж как храбрился. Алик же будто только и занимался тем, что знакомился с девочками.

— Ну, так завтра начнем по-новой, — предупредил Алик строго. — Завтра чтобы не отступать…

Вовка понял, в чей огород брошен камушек.

— Ну-у, завтра-то я уж не подведу. — Он опять прибавился в росте, расправил плечи. — Митька бы только не подкачал…

Митька намеревался было отказаться, свалить на Николку — мол, мать и вечером навялит брата ему, — да язык опять присох к небу, и Митька, еще не веря себе, почувствовал, что ему неохота отставать от ребят, и он молча кивнул: «Приду»…

От Алика не скрылось Митькино замешательство, и он, истолковав его по-своему, поднажал:

— Дмитрий, мы же не в учебное время, у нас каникулы… Это в учебное время любовь на успеваемости сказалась бы… А сейчас… — Он с напускной беспечностью развел руками: как же, мол, ты не поймешь такой простой истины, и вдруг встрепенулся. — Между прочим, некоторым помогает и в успеваемости. Вот у нас в Улумбеке был один парень… Как же его фамилия? — Даже в темноте было видно, как Алик наморщил лоб. — Вот черт, вылетело из головы… Ну, со мной же в одном классе учился… Отпетый двоечник был, а влюбился в девчонку — на четверочки пересел.

— Не завирай, — остановил его Митька.

— Да вот же… не верит, — удивился Алик. — Он же со мной вместе учился… Да Васька же Одегов! О, вспомнил, Васька Одегов. Правильно.

Вовка опять переметнулся на сторону Алика:

— Ну, чего ты, Алик, убеждаешь его? Он верит тебе, только девочек боится. А виду не хочет показать.

Ну надо же, до чего неустойчивый человек! Сума переметная, а не Вовка…

Но Алик не воспользовался Вовкиной поддержкой, понимающе посочувствовал:

— Я первый раз тоже боялся… Знаете что, ребята. А вы письма напишите им… Ты — Кате, а ты — Вере… Так, мол, и так, как увидел вас, так и не нахожу нигде места. Влюблен, мол, и все такое прочее… Если смелости нету, через письма легче. А я со Светкой передам. Ой, любят они такие письма получать! Вот у нас в Улумбеке был случай…

Про случай Алику рассказать не довелось, потому что его мать, Мария Флегонтовна, ходила по деревне, искала сына.

— А-а-лик, — обрадовалась она, наткнувшись на него в темноте. — А я все Полежаево обегала, а потом сюда кинулась: слышу — тут говорят. Ты ведь меня с ума сведешь. Времени двенадцать часов, а тебя все нет и нет…

Вот всегда так: на самом интересном обязательно родители помешают…

Чудо из чудес — Алик Макаров отправился за льнотеребилкой снопы вязать. Никогда не бывал на колхозной работе, а тут за шарьинками увязался и до вечера пропадал в поле.

Перед ужином, руки не отмыв, прибежал к Митьке хвастаться.

— Видал? — растопырил он пальцы. Ладони у него непривычно зазеленились, кое-где кровенились ссадинами. — Сразу видать рабочего человека!

Алик самодовольно прошелся по избе, держа руки на весу, как хрустальные драгоценности, которые по неосторожности немудрено и разбить.

— Отмоются, — разочаровал его Митька. Уж он-то знал, что вечных ни мозолей, ни ссадин не бывает, а льняная зелень и до утра не продержится.

— A-а, ничего ты не понимаешь, — отмахнулся Алик и побежал выхваляться перед матерью. Ну, эта, конечно, разохается. Алику же только того и надо. Вон до чего расказаковался, что даже про письмо у Митьки забыл спросить. А сам же вчера советовал.

Митька, может, весь день промаялся, все думал, с какого боку за это сочинение сесть. И выходило, что письмо написать нисколько не легче, чем провожатым пойти. Вот уж где помощь-то опытного человека нужна. А ты, Аличек, и не подумал даже ее оказать. Все для себя стараешься.

Шарьинки шумной гурьбой проскочили под окном. Митька выглянул из-за косяка.

Катя была в фуфайке, в резиновых сапогах. Такими геологов на картинках рисуют — любую тайгу пройдут! Кате очень шли и сапоги и фуфайка. На голове, повязанном белым платком, лежал венком льняной поясок. Ох, васильки сейчас отцвели — вот бы из васильков. Хотя ей, конечно, и этот венок к лицу.

Митька подошел к зеркалу: вихры на голове торчали, как у ежа иголки. Он поплевал на руку, пригладил мокрой ладонью волосы. И обомлел…