Генри Уокер слышал рассказы о богатом деде от одного из своих родственников, живших в Лондоне, и постоянно говорил о нем с нами здесь, в трактире "Цветная Капуста". Он любил рассуждать о том, как распорядится своими деньгами старик, и кому они достанутся после его смерти.
Когда лондонский родственник умер, Генри перестал получать вести о своем деде, но его мучила мысль, что старик отправится на тот свет и оставит деньги посторонним людям. Он даже похудел от беспокойства и собрался было эмигрировать в Австралию сам, но затем последовал совету Билля Чемберса, и, вместо того, чтобы ехать так далеко, написал деду письмо, еще раз напомнив ему, что он уже стар, живет одиноко на чужбине, и что ему лучше было бы приехать к Клейбери и поселиться у своего внука, который нежно любит его.
Это было хорошее, ласковое письмо, и все, кто читал его, пожимали руку Генри Уокеру. Там были даже тексты из Священного Писания, чтобы все вышло торжественнее. Оно было написано на ярко-красной бумаге с крайчиком цвета поджаренной корки и вложено в зеленый конверт. Билль Чемберс говорил, что только человека с каменным сердцем не растрогает такое письмо.
Четыре месяца спустя, Генри Уокер получил ответ от своего деда. Письмо было очень любезно. Дед благодарил Генри за приглашение, соглашался с тем, что он уже стар, и писал, что в конце-концов он, может быть, и вернется в Англию, так как ему приятнее умереть на родине. Он обещал, если вернется, непременно навестить своего двоюродного внука, Генри Уокера.
Мы все думали, что наследство уже за Генри Уокером, но Боб Претти, довольно дрянной малый, употреблявший все усилия к тому, чтобы испортить хорошую репутацию нашей деревни, сунулся со своим носом в это дело и сказал:
— Я только тогда поверю, что он вернется на родину, когда увижу его своими глазами. По-моему, он отправился в Австралию, чтобы избавиться от тебя, Геири.
— Он уехал туда, когда меня еще и на свете не было, — ответил Генри Уокер.
— Он прекрасно знал твоего отца, — опять сказал Боб Претти, — и поэтому не желал подвергать себя опасности, оставаясь здесь.
Боб и Генри перебранились, и с тех пор каждый раз, как Боб встречал Уокера, он спрашивал его о здоровье дедушки, как будто тот жил уже у Генри.
— Ты должен почаще водить гулять старика, Генри, — говорил он, — ему вредно сидеть взаперти, да еще в таком доме, как твой.
Генри Уокер не знал, что отвечать Бобу, и выходил из себя от злости. Он начал бояться, что дед никогда не вернется в Англию, и сердился, если кто-нибудь при нем произносил слово "дед".
Прошло полгода с тех пор, как он получил письмо из Австралии. Однажды вечером он сидел с нами здесь, в "Цветной Капусте". Вдруг Дикки Вид, портной, обратившись к Бобу Претти, спросил:
— Что это за старик поселился у тебя, Боб?
Боб осторожно опустил кружку на стол и обернулся к нему.
— Старик? — медленно проговорил он. — О чем это ты говоришь?
— Да о старике с седыми бакенбардами и крикливым голосом! — ответил Дикки Вид.
— Тебе это приснилось, — сказал Боб, принимаясь за пиво.
— Я также видел его, Боб, — сказал Билль Чемберс.
— А! И ты его видел! — закричал Боб, изо всей силы хлопнув кружкой по столу. — Как вы смеете ходить вокруг моего дома и шпионить? Что вам нужно?
— Шпионить? — разинув от удивления рот, спросил Билль Чемберс. — Да я вовсе не шпионил. Право, можно подумать, что ты, Боб, сделал что-нибудь дурное, и тебе нас стыдно.
— Смотри лучше за собой, а до меня тебе нет дела, — с бешенством ответил Боб.
— Я проходил мимо его дома, — обращаясь к нам сказал Билль Чемберс, — и вдруг вижу, что у окна их спальни сидит старик. Я остановился и начал раздумывать, кто бы это мог быть. В это время его оттащили от окна. Я видел его так же ясно, как вообще вижу все, что делается вокруг меня. Он высокого роста и одет очень неопрятно.
— Кроме того, он кашляет так, как будто его конец уже близок, я сам слышал это, — заметил Дикки Вид.
— Мало ли, что тебе приходилось слышать, Дикки, — сказал Боб портному. — Одну только вещь тебе никогда не приходилось слышать, да и не придется услышать: доброго слова о самом себе.
Он опрокинул стул, попавшийся ему на дороге, и вышел из трактира такой злой, каким мы его еще не видывали. Но удивительнее всего было то, — я могу подтвердить это, так как сам видел, — удивительнее всего, что он оставил почти полной свою кружку.
— Он что-то замышляет. — сказал Сем Джонс, глядя ему вслед. — Помяните мое слово!
Но мы никак не могли сообразить, что случилось. Несколько дней подряд все бегали смотреть на дом Боба, как на диковинку. Прохожие останавливались под окнами, дети играли у крыльца и не спускали глаз с двери. Наконец, любопытные увидели старика: он сидел у окна и странно на всех поглядывал. Распространился слух, что это несчастный бродяга, которого Боб Претти встретил на улице и из жалости приютил у себя, но стеснялся говорить о добром деле, боясь, что над ним будут смеяться.
Никто, разумеется, этому не поверил а дело становилось все удивительнее. Раз или два старик выходил гулять, но его всегда сопровождали Боб или его жена, а когда кто-нибудь пытался с ним заговорить, они отвечали, что он глух и спешили увести его. Но вот однажды вечером Дикки Вид ворвался как сумасшедший сюда в трактир с такой новостью, от которой у нас захватило дух.
— Я только что с почты, — кричал он. — Там получено письмо на имя старика, который поселился у Боба Претти! Что вы об этом думаете?
— Если бы ты мог нам сказать, что написано в этом письме, то тебе было бы чем похвастать, — сказал Генри Уокер.
— Мне этого вовсе не надо знать, — ответил ему Дикки Вид; — с меня достаточно было увидеть имя на конверте. Я еле поверил своим глазам, но вот что на нем было написано: "Мистеру Иосии Уокеру". Я видел это так же хорошо, как вижу сейчас носы на ваших лицах.
Мы, понятно, сейчас же смекнули, в чем было дело, и удивлялись, что раньше ничего не понимали. Все молча начали слушать Генри Уокера, начавшего ругать негодяя, который украл у него деда. Три раза Смит, содержатель трактира, говорил: "Тише!" На четвертый раз он вытолкал Генри Уокера за дверь и предложил ему остаться там, пока тот не выкричится и не потеряет голос.
Генри Уокер постоял на улице пять минут, а затем вернулся в трактир посоветоваться с нами. Он думал, что Боб, воспользовавшись глухотой старика, выдавал себя за Генри Уокера. Такого оскорбления он не мог перенести и вновь начал кричать. Не успел Смит опять оказать "тише!" — как мы услышали чей-то свист, дверь открылась и в трактир вошел Боб Претти.
Едва он переступил порог, как Генри Уокер набросился на него с такой бранью, что Боб вытаращил глаза, как будто не веря своим ушам.
— Ты, кажется, взбесился, Генри, — сказал он наконец.
— Верни мне моего деда! — во все горло завопил Генри Уокер.
Боб Претти покачал головой.
— Да у меня нет твоего деда, Генри, — очень ласково сказал он. — Правда, его зовут также Иосией Уокером, но что же из этого? На свете, вероятно, не мало людей с этим именем. Этот Иосия Уокер тебе вовсе не родня: он очень почтенный старик.
— Я сам пойду к нему и поговорю с ним, — не унимался Генри Уокер, и уже поднялся со своего стула. — Я расскажу ему, кто ты такой!
— Он уже лег спать, Генри, — остановил его Боб.
— Это не беда: я приду завтра рано утром.
— Пожалуйста, не вздумай явиться в мой дом, Генри, после того, как ты наговорил мне таких дерзостей, — сказал Боб. — Я бедный человек, но, несмотря на это, я умею быть гордым. Да кроме того, я ведь говорю тебе, что это вовсе не твой дед. Это несчастный старик, которого я взял к себе из жалости. Я не желаю, чтобы ему надоедали.