Мередит вспомнила, как Алан однажды сказал ей — они тогда расследовали совсем другое дело: «Кто-нибудь непременно знает». Знает, но не говорит: ни полиции, ни семье, ни друзьям, ни посторонним. Существуют сотни причин, почему так происходит. Этот человек — или люди, если их несколько, — могут даже не осознавать всю важность той информации, которой они владеют. Или они боятся кого-то подвести, предать. Часто их заставляет молчать какой-то мелкий личный секрет.
Принесли счет за паштет, салат, пиво, чизкейк и кофе. Он был немаленьким. Мередит с досадой подумала, что могла не мудрить и за те же деньги заказать основное блюдо.
Она отъехала от «Олд-Коучин-Инн». День был солнечным, но нежарким. Дорога подсохла, только на обочинах еще блестели лужи. После раздражающих плутаний по бесконечным свивающимся улочкам Мередит наконец выехала на дорогу, ведущую к «Старой ферме». Она остановилась рядом с домом Буллена и пошла искать старика.
Буллен сражался с рулоном металлической сетки и страшно ругался, так как рулон никак не разворачивался. Наступив на край сетки тяжелыми башмаками, он пытался расправить ее. За этой битвой титанов с тревогой и недоумением наблюдал Оскар, привязанный к ржавой тачке. Через регулярные интервалы он принимался лаять — громко, слегка истерично.
— Здравствуйте, мистер Буллен! Как вы поживаете? — прокричала Мередит, стараясь перекрыть голосом общий шум.
Увидев ее, Оскар начал поскуливать и тянуть привязанный к колесу поводок.
— А как вы думаете? — проворчал Буллен. — У вас глаз, что ли, нет? Не очень-то хорошо!
— В таком случае давайте я вам помогу.
Буллен выпрямился и оглядел ее с головы до ног.
— Ну хорошо. С виду вы вроде не хилая. Только осторожно. Эта штука так и норовит свернуться, а края у нее ой какие острые.
Они размотали рулон, и Буллен, пощелкав кусачками, отделил нужный ему кусок.
— Вон туда! — приказал он.
Они взяли сетку и отнесли ее к глубокой траншее вокруг капустного поля. В траншее через равные расстояния были расставлены столбики.
— Теперь вот что, — сурово сказал Буллен. — Крепко держите столб, а я буду крепить сетку вот этими специальными гвоздями. — Он показал один. Он разговаривал с Мередит как старый опытный рабочий с зеленым учеником. — Держите столб крепко, когда я буду бить молотком!
Его узловатая рука вскинула древний молоток, который, на взгляд Мередит, еле держался на рукоятке.
— Мистер Буллен, — нервно сказала она, — а может, вы подержите столб, а я буду забивать гвозди?
— Ни разу в жизни не встречал женщину, которая могла бы ровно забить гвоздь, — ответил Буллен. — Они у них всегда гнутся. Да не бойтесь вы! Я не разобью вам колено. Я же не слепой.
Мередит взялась за столб и отступила от него как можно дальше. Буллен, уже отмахнувший руку с молотком, опустил ее и почти с отвращением смерил Мередит взглядом.
— Что вы там тянетесь? Как вы собираетесь ровно держать столб, если сами еле стоите? Подойдите ближе!
Мередит подвинулась поближе. Буллен размахнулся. Оскар замер.
Бум! Столб задрожал, но гвоздь влетел как следует. Оскар натянул поводок и зашелся в ошалелом лае.
— А ну, заткнись, чертов пес! — проорал Буллен.
Оскар сел и склонил голову на сторону. Буллен хрипло хихикнул.
— У этой псины соображалка работает! Понимает, что я ему говорю. Умница, хоть и старый.
— А что он тут делает? — спросила Мередит.
— Она уехала в город.
Мередит поняла, что Буллен говорит о Маргарет Холден.
— Майор со своей миссус тоже куда-то намылились. Так что сегодня я вроде сиделки. Ну ладно. Пошли дальше.
Они повторили процедуру забивания гвоздя. По мере того как они продвигались вокруг поля, Мередит боялась все меньше. Оскар тоже затих. Буллен знал, что делает. Ее удивило, сколько силы еще осталось в этих старых руках. Но Буллен всю жизнь ими работал, и работал тяжело.
— Пытаетесь сообразить, сколько мне лет? — вдруг спросил он.
— Да, — не стала запираться Мередит.
— Ну, так я вам не скажу. Сейчас даже молодняк слабее меня будет. Это все сладкая жизнь. Я начал работать в четырнадцать лет. Пошел работать, бросил учиться. Да и ни к чему мне грамота. За всю жизнь не пригодилась. Читать могу, могу имя свое написать, оно и ладно.
— Вы всегда работали могильщиком, мистер Буллен?
Нат с ворчаньем выпрямился и потер спину.
— Нет. Сначала просто на фермах батрачил, делал что придется. Потом стал заборы ставить, канавы копать. Могилы начал копать в сорок девятом. Может, некоторым это занятие не по душе, а по мне так самое оно. Работаешь без начальника, никто через плечо не заглядывает. На кладбище тихо, но все-таки не совсем пусто. По утрам там много зверья бывает: кролики, горностаи, лисы. Птиц тоже много всяких разных.