Когда вышла из дома бабушки, было около пяти часов. До прихода мамы домой оставалось совсем немного. Проверив зарядку на телефоне, я бодро зашагала в сторону полей, граничащих с ровными небольшими улочками.
Погода почти сразу начала портиться. То ли мои силы росли сами по себе вдали от Заземщинья, то ли соскучились по связи с природой, но отклик земли я почувствовала сразу, как шагнула в высокую траву. Она волновалась. Переживала, что я все же пришла сюда, нарушив первый запрет бабушки. Возможно, природа была не в курсе, что вернула меня сюда та же женщина, что велела никогда не приходить снова. И теперь я шла по зову сердца — туда, где разгорался хаос беснующихся воронок.
И приближения я не заметила. Скорее почувствовала, когда окружающее пространство стало скручивать в спирали. Не подавая вида, насколько переживаю, опустилась на корточки, скрываясь в траве, доставая из кармана джинсов мобильник и наскоро отыскивая в нем номер мамы. Вторая рука привычно легла на теплую летнюю почву. Голос на том конце откликнулся после третьего гудка.
— Варюшка, а ты почему не дома? — заботливо спрашивала мама. — Что за шум у тебя там на заднем фоне? Пошла погулять?
Ветер поднимался с каждой секундой. Небо заволокло тучами. После нескольких молний прогремели раскаты грома.
Я призвала их. Призвала.
— Мам, понимаешь… — начала было я, но маму было трудно сбить с толку.
— У нас нет ни дождя, ни единой вспышки молнии, Варя, — ее голос сделался строгим. — Где ты?
— Мам, зайди в мою комнату, пожалуйста. Раскрой конверт на столе.
Без слов она последовала моему совету. Я слышала шарканье тапочек по ламинату, еле уловимый скрип двери, а затем шуршание бумаги. Мама молчала некоторое время.
— Скажи, что это неправда.
— Не могу, мама. Мне бабуля снилась всю неделю. Сама звала сюда. Я пришла, чтобы стать залогом равновесия. Во мне сила здешней целительницы.
— Варька… — всхлипнула мама.
— Я сегодня сама войду в воронку, мам. Уверена, что после этого нас перестанет трясти. И я очень постараюсь вернуться обратно. Бабуля сказала, где — то там нужна моя помощь.
— Варюша…
— Давай поплачем, когда я вернусь, ладно? — я постаралась, чтобы голос звучал спокойно, хотя сама боялась поднять глаза, чтобы, не дай Бог, увидеть воронку. Она была здесь, я ее чувствовала.
— Ведьмочка ты моя бедовая, — проплакала мама. — Почему с нами не посоветовалась? Что я папе теперь скажу?
— Скажи, что сам виноват, раз на носительнице такого дара женился, — неожиданно искренне рассмеялась я. Мамины переживания звучали очень по — детски, хотя я понимала, каких усилий ей стоит говорить и не срываться в истерику. — А дочка по стопам бабки пошла, бедовой заделавшись.
— Возвращайся, милая, — голос матери окреп, придавая сил и мне. — Мы будем ждать, несмотря ни на что. Я не дам другому миру порвать твою связь с нами! Я люблю тебя, милая.
— И я тебя, мам. Очень люблю!
Шипение в трубке подсказало, что воронка вошла в полную силу. И я поднялась, чтобы наконец — то преодолеть все страхи. Правда, и подумать не могла, как жестоко посмеется надо мной судьба.
Их было пять. Пять, черт возьми, полноценных воронок, укравших к лешему мое спокойствие в разговоре с мамой! И эти пять спиральных дверей в смерть окружили меня со всех сторон на расстоянии примерно трех метров, не давая вырваться наружу — туда, где оставалась спокойная человеческая жизнь Заземщинья и его обитателей. Ноги подкосились, я рухнула обратно в траву, которая уже больше не могла скрыть меня. Ветер прижимал ее к земле, обнажая землю и меня на ней.
— Бабушка, что же делать, что делать?
Голос дрогнул, на глаза навернулись слезы. У меня создалось впечатление, что так природа отомстила мне за то, что на два года бросила благословенный магией знахарства край, а теперь вернулась, будто паршивая овца, но не чтобы помочь, а чтобы зализать раны. И пока вокруг меня бушевала стихия, я была вынуждена признать: то, что творится сейчас снаружи, слишком сильно напоминает бурю внутри.
Я не смогла справиться с горем в одиночку. Замкнулась в себе, умоляя о том, чтобы пришел кто — нибудь и протянул руку помощи. Беззвучно просила спасти меня, но никто не приходил. Да и как смогла бы прийти поддержка, когда я сама себя заперла в городе, убеждая словами бабушки, что так будет лучше для всех? Что пришедшая непогода никому не принесет счастья и радости, а сама я должна оставаться с родными? Ложь это все. Ложь и обман. Раз наградили способностями, нельзя было зарывать их, подобно маме, на самом дне души. И я, одним глазком решившая посмотреть, что будет, если вернусь к колыбели своей силы снова, испытала чужой гнев на себе сполна.