— Вы можете переменить мнение, после того как я объясню цель моего визита. — Габриель почувствовал, что заливается краской, когда встретил испытующие взгляды хозяев. Злой и ошеломленный, оказавшись перед дилеммой, которая напоминала откровенный фарс, он решительно продолжил с каменным лицом: — Я приехал прямиком с бала у Човортов. Возникли… непредвиденные обстоятельства… И их нужно разрешить как можно скорее. — Я… — Габриель замолчал, чтобы прочистить горло. — Я, судя по всему, скомпрометировал леди Пандору.
В комнате воцарилась мертвая тишина.
В другой ситуации Габриеля позабавили бы озадаченные лица графа и графини.
Леди Тренир первой пришла в себя.
— Что вы имеете в виду, говоря «скомпрометировал», милорд? Вас подслушали, когда вы с ней флиртовали, или, может, вели какую-то частную беседу?
— Меня обнаружили наедине с ней. В садовой беседке за домом.
Снова повисла вселенская тишина, затем граф резко спросил:
— Что вы там делали?
— Помогал ей подняться со скамьи.
Леди Тренир была совершенно сбита с толку.
— Это исключительно любезно с вашей стороны, но почему…
— Говоря «помогал подняться», — продолжал Габриель, — я хотел сказать, что вытаскивал ее… Каким-то образом она умудрилась втиснуть верхнюю часть туловища в отверстие, вырезанное в спинке скамьи, и не смогла самостоятельно выбраться оттуда, не порвав платье.
Тренир потер лоб, а потом, приложив ладони к глазам, тихо произнес:
— Похоже на Пандору. Позвоню, чтобы принесли бренди.
— И три бокала, — уточнила жена, а потом ее взгляд вернулся к Габриелю. — Лорд Сент-Винсент, сядьте рядом со мной, пожалуйста, и расскажите толком, что случилось.
Когда он исполнил ее просьбу, графиня собрала клубки ниток, иголки, наперсток и лоскуты ткани и рассеянно сунула их в корзину у своих ног.
Подробно, насколько это было возможно, Габриель изложил события вечера, опустив при этом все, что имело отношение к Долли, хотя он не обещал хранить секрет легкомысленной подруги Пандоры.
К ним подошел Тренир, опустился рядом с женой и стал напряженно слушать. Лакей принес бренди, хозяин разлил напиток по бокалам.
Сделав бодрящий глоток, Габриель почувствовал, как пронзительный жар потек вниз по горлу.
— Даже если Човорт решит, что не надо поджаривать мои ступни на огне, — сказал он, — все равно репутация леди Пандоры погублена окончательно. Ей не следовало покидать бальный зал.
Плечи леди Тренир опустились, как у провинившейся школьницы.
— Это я виновата. Я уговорила Пандору принять участие в сезоне.
— Не начинай, ради бога, — мягко сказал граф. — Ни в чем ты не виновата. Мы все уговаривали Пандору выйти в свет. В ином случае она сидела бы дома, пока Кассандра ездила по балам и приемам.
— Если заставить Пандору выйти замуж, это ее сломает.
Взяв в ладони маленькую руку жены, Тренир переплел их пальцы.
— Никто не будет давить на Пандору. Будь что будет. Они с Кассандрой всегда смогут рассчитывать на мою защиту.
Полные нежности карие глаза графини засияли, когда она улыбнулась ему:
— Мой дорогой муж, ты сказал это, даже не задумываясь, да?
— Ты права.
Габриель был в замешательстве — нет, был сбит с толку — тем, как они обсуждали ситуацию: будто у них имелся выбор. Господи боже, неужели ему действительно придется объяснять, что бесчестье грозит всей семье? Что пострадают их дружеские связи, пошатнется положение в обществе? Что Кассандра никогда не составит достойной партии?
Леди Тренир вновь повернулась к гостю. Оценив его озадаченный вид, осторожно сказала:
— Милорд, я должна объяснить вам, что Пандора не обычная девушка. Она свободолюбива и неординарно мыслит. И… немного импульсивна.
Это описание настолько не соответствовало идеалу приличной английской невесты, что Габриель почувствовал, как желудок ухнул вниз, словно каменный жернов.
— Она и ее сестры, — продолжала леди Тренир, — выросли в абсолютном уединении, в семейном загородном поместье. Они хорошо образованны, но совершенно не искушены. Первый раз, когда я познакомилась с ними — это случилось в день нашей свадьбы с их братом Тео, — они, казалось, составляли трио… лесных фей или нимф — в общем, каких-то существ из волшебных сказок. Хелен — старшая, была тихая и застенчивая, но близняшки носились по поместью, предоставленные самим себе.
— Почему родители допускали это? — спросил Габриель.
В разговор вступил граф:
— Родители презирали дочерей. Единственный ребенок, которого они ценили, был их сын.