— Что уж теперь говорить? Откуда тебе это знать?
— Мам, я много за эти два месяца передумал. Всю жизнь свою понял. Я когда пять лет назад в моём родном городе ходил в ту церковь — твою, много всякого думал, покаялся там, а мысли были далеко от Бога. Сердит был на Него, оправдывал свои грехи, все до одного оправдывал. Да, и не нужен мне был Спаситель. Я сам всё умел в жизни, ни от кого не зависел, умел пробиваться везде — ты знаешь. Наташку — жену отбил на работе у её друга там ещё: в нашем городе. Сам устроился здесь на работу, ей помог, квартиру быстро добился нам от завода. Но вот три года назад вдруг у меня треснуло что-то внутри, воли не стало жить, не стало никакой воли куда-то стремиться. Всё опротивело. Всех ненавидеть стал. А пастор Валерий всё твердил нам, что Бог любит нас. Вот однажды у меня от его слов что-то надломилось внутри. Я стал даже Бога ненавидеть за Его любовь. Я стал потом пастора ненавидеть. Всё думал: зачем все врут, зачем делают вид, что верят в Библию?
— Ай-я-яй! Я этого и не знала. Жила, как в тумане! — воскликнула мать.
— Да, мам, — продолжал с горячностью говорить сын. — Вот такой я был. Гад последний! И Бог спас меня от ада, от смерти! Вся больница смотрела мне вслед, когда я выходил оттуда после операции. Врачи говорили, что по моим показателям оперировать было нельзя. Да, и думали, что протяну дня три, не больше. А я в больнице десять дней пробыл, плюс все показатели были нормальными, когда меня выписывали. Аллилуйя!
— Слава Богу, сынок, слава Богу!
— Но главное: я теперь Его слышу. Постоянно. Понимаешь?
— У меня так было. В моей первой церкви там, где мы жили раньше. Я слышала, потом это стало проходить.
— Сколько живу, буду хотеть слышать Бога!!! Не допущу, чтобы Он перестал со мной говорить!
— Что же Бог тебе говорит?
— Изъясняет всё. На все мои внутренние вопросы отвечает. Я даже не спрашиваю, а Он как будто слышит их. Бывает, обличает. А когда и утешает. Но главное — мне впервые в жизни радостно стало жить!.. Когда Наташка стала женой — немного радовался, потом подозревал её в прежней любви к бывшему ухажёру, и радость ушла. Сын родился: ни капли не был на меня похож, подозревал — не мой. Ох, сколько гадости во мне было! Не хочу даже вспоминать. Бог сказал, что всё зачеркнул из моей Книги, ничего не помнит, и чтоб я забыл.
— Сынок, давай помолимся: может быть, Бог скажет мне, как когда-то — что делать, в какую церковь пойти.
Они помолились. Помолчали. Сын нарушил тишину:
— Мам, я знаю от Бога, куда Он хочет, чтоб ты пошла, но не скажу. Ты сама это должна понять. Ведь нет посредников между Богом и человеком, кроме Господа Иисуса Христа. Ты молись, чтобы услышать это самой от Него. Так будет лучше для тебя.
— Да, я чувствую. Но ещё буду молиться. Спасибо, сын.
— Ты точно это пойми. Это — важно.
— Хорошо, сынок.
— Я тебе скажу потом. Проверим друг друга.
Сын засмеялся. Мать посмотрела в окно — темнело. С тревогой глянув на сына, пытаясь отыскать в нём следы недомогания, она увидела только его радостные блестящие глаза, смотрящие куда-то вперёд.
— Да, я поеду, мам. Завтра на работу.
— Неужели нельзя оформить инвалидность?
— Можно. Но я — не инвалид.
— Ну, как же?
— Я без почки, но живой. У меня нет болей, всё хорошо.
— Тебе дадут…
— Перестань. Дело — не в этом. Богу лгать нельзя. Если Он сказал, что я исцелён, значит, так надо исповедовать и по этой вере жить.
Мать вздохнула, пошла на кухню — собрать пирожки внуку. Пока сын ждал её в коридоре, она успела «одёрнуть» себя и с бодрым, весёлым видом вышла к нему со свёртком.
— Так об Артёме и не поговорили. Как он?
— Перешёл на третий курс, всё сдал «без хвостов».
— Ну, хорошо, всем привет и благословения — от меня. Крепко целуй Наташу, обними сына.
— Я это теперь каждый день делаю: утром и вечером.
— Отлично! Молодец! Да благословит тебя Господь более и более!
…Антонина Петровна смотрела из окна, провожая сына взглядом до угла дома. Потом зажгла в комнате свет, выключив его в коридоре. Она села в кресло и задумалась. Мысли текли, обгоняя одна другую.