— Всё — ерунда, — выслушав её, весело сказала Марина. — Это было ребячеством. Я нисколько теперь не жалею, что он ушёл. Представь: в прошлом месяце нас торжественно помолвили с Сашей. Скоро поженимся. Два года ведь общались, семьями дружим, стали все уже, как родные. Что уж тянуть?
— Да, конечно, сестра! Как я рада за тебя! Теперь буду готовить подарок вам на свадьбу!
— Ох, осталось чуть больше месяца! У меня всё уже готово!
— Не потолстеешь от радости?
— Ой, что ты! Наоборот, хочу ещё похудеть…
Они вышли из автобуса и направились к церковному зданию. Слушая щебетанье подруги, Галина тревожно оглядывала зал, всматривалась в лица братьев. Нет, Игоря здесь снова не было.
— Ты где будешь сидеть?
— Конечно, с Сашей!
— Вы так влюблены?
— Мы рады, что скоро поженимся, поэтому уже не хотим расставаться!
— Вы уже целовались? — наклоняясь близко к уху Марины, спросила Галина, лукаво улыбаясь.
— Ой, перестань…
— Просто ты стала не такая, как была. Какая-то взрослая…
— Ну, конечно, я ведь скоро и буду женщиной…
От этих слов обе покраснели. Пожелав подруге удачи, Галина пошла на ряд, где сидели её родные. Раньше, бывало, Марина сидела рядом с ней. «А где я буду сидеть потом? Тоже отдельно от всех?» И Галина почему-то радостно улыбнулась. Проходящий мимо брат, думая, что она улыбнулась ему, тоже ей улыбнулся.
Галина, не зная почему, оделась сегодня очень красиво, по-другому убрала волосы наверх, как она увидела у одной наставницы в детском лагере. Летний загар отлично подходил и к платью, и к цвету волос. «Красавица. Вся — в отца», — глядя на неё, думали некоторые верующие в церкви.
Галина села рядом с матерью, справа от неё устроился брат. Отец сидел на сцене, возле кафедры. Там обычно располагались те, кто должен был проповедовать. Обычно на Богослужении проповедовали два человека. Когда приезжал гость — втроём: просто поменьше времени брали на проповедь двое, давая возможность гостю сказать побольше. Галина любила слушать всех проповедников церкви, благо, их было аж восемь человек — пять старейшин и трое пресвитеров. Гости тоже неплохо говорили, но часто их речь не отличалась глубиной: Галина постепенно поняла это сама.
В их церкви было не принято разговаривать перед Бого-служением, поэтому пройдя в зал, верующие замолкали. Если приходили любопытные неверующие или гости из других церквей, то старушки, которые сновали всюду, потихоньку и нежно увещевали их покориться порядкам церкви.
…Служение началось. Господь Иисус Христос был, как всегда, объявлен Главой церкви, один из пресвитеров призвал всех помолиться за свои сердца и примириться с Богом через покаяние, если кто-то не сделал этого дома. Хор торжественно стал воспевать хвалу, и люди на своих местах стали тоже подпевать, кто как умел. У Галины был красивый голос, и люди нередко говорили ей, что ей надо петь в хоре. Но ей это казалось абсурдом: ведь Бог слышал её на всяком месте. «Почему нужно петь Ему обязательно в хоре? У Костика тоже неплохой голос. Что, его тоже будут звать в хор?» Родители давали ей свободу, увещевая слушать Господа: как Он велит ей поступать, так и делать. Галина же не слышала особого побуждения на этот удел, поэтому воспевала Богу со своего места.
Конец ознакомительного фрагмента