Шипение помех сменилось жутким, заунывным, невыносимым воем.
Полина закрыла руками уши, кинулась к пульту, стала судорожно нажимать кнопку выключения телевизора. Кнопка не реагировала.
Вой же медленно усиливался, глаза покойницы, уставившиеся на лихорадочно давящую все кнопки пульта Полину, сделались нечеловечески круглыми, заняли половину лица, сместив нос вниз.
Женщина наконец сообразила, что надо делать, кинулась к розетке и яростно дернула на себя вилку.
Экран нехотя погас, свернувшись в одну точку. Вой еще несколько секунд висел в воздухе. А может, Полине только казалось, что он никак не прекратится.
Свет в квартире к этому моменту сгустился, стало сумрачно и тоскливо, хоть на улице погода пасмурной не была. Полина оглянулась, пошарила глазами по сторонам, вскрикнула: дверь в кухню, еще новая, со стеклянными вставками, внезапно оказалась старой, фанерной и обшарпанной, покрытой облупившейся розовой краской. Женщина почти сразу узнала ее: эта дверь вела на веранду свекровиной хаты.
Стены слева и справа от двери, еще секунду назад оклеенные модными бежевыми обоями, теперь оказались побеленными и отштукатуренными, но небрежно, с толстым слоем махровой пыли и целыми пятнами плесени на месте отвалившихся кусков штукатурки, которые валялись тут же, на покрытом густым слоем грязи дощатом и горбатом полу.
Полина закрутила головой, не в силах поверить в то, что представало перед ее взором. Из домашнего в комнате был лишь тот самый разложенный диван, покрытый снова целой и невредимой серой простынею с дыркой у одного угла.
В остальном же это была комната деревенского дома Клавдии Захаровны.
Дверь в кухню медленно, со знакомым противным скрипом, отворилась и оттуда, с кухни, донеслись звуки ударов. До боли знакомые звуки: так свекровь отрубала куски от половинки свиной туши, покупаемой у соседа, Васьки Белого.
Клавдия Захаровна обожала солить, а потом пожирать в огромном количестве сало, жарить шкварки, тушить ребра и готовить прочие угощения, которые Полина на дух не переносила, чем вызывала постоянный злобно-презрительный хохоток свекрови. У той имелся специальный тесак для рубки мяса и костей, который она не доверяла никому – долго натачивала и хранила с какой-то болезненной нежностью.
Даже звуки ударов этого тесака нельзя было спутать ни с какими другими: это был именно он. Звуки сопровождались бурчанием под нос: излюбленным способом общения Клавдии Захаровны с окружающими.
Полина застыла как вкопанная. Она никак не могла поверить, что всё это происходит наяву, именно с ней.
Неожиданно звуки с кухни прекратились. Находившийся там словно услышал, что в соседней комнате кто-то есть и теперь прислушивался. А может, и тихо двигался сюда?
Такого страха Полина не испытывала никогда в жизни. Руки и ноги ее одеревенели, разум помутился, пульсируя единственным состоянием – непередаваемым ужасом. Она прислушивалась к очень медленным и тихим шаркающим шагам за углом, которые становились все громче и отчетливее, а затем рухнула на пол, на колени, согнулась, охватила голову руками, пытаясь защититься, скрыться от всего мира.
Шаги становились все ближе, ближе… Затем волос Полины коснулось что-то ледяное, принялось давить вниз, к дощатому полу.
Пятка?
Сердце замерло, остановилось, и…
6. Предчувствие.
…и Полина услышала голос:
- Что ты расселась?
Это был Родион. Он стоял рядом, положив ладонь ей на голову.
Полина вскочила, прыгнула супругу на шею и зарыдала. Тот, впрочем, обеспокоенности не проявил, равнодушно отодвинул жену в сторону, принялся переодеваться в домашнее.
Женщина растерянно огляделась.
Квартира вновь обрела надлежащий вид. Полина успела заметить это, пока плакала.
Родион равнодушно переоделся, даже не спрашивая, по какому поводу слезы. Полина хотела было рассказать ему всё, что здесь происходило в его отсутствие, но неожиданно передумала. Поведение мужа ее смущало и насторожило. Он не проявлял, как прежде, интереса к жене, лишь крикнул с кухни:
- Почему ты ничего не приготовила?
Полина посмотрела на часы и ахнула: прошло часа четыре, не меньше. Было уже половина двенадцатого, хотя она точно помнила, что кофе варила в семь утра.
- Сейчас, - сдавленно ответила Полина, пошла на кухню, утирая опухшие от слез глаза. – Знаешь… Я тут… Мне мерещилось… Или это правда…