Ваше письмо получил давно, но стеснялся отвечать из-за Вашей занятости. Но все-таки решил продолжить нашу переписку, если она Вам не надоела.
Вы пишете, сколько у Вас в жизни событий: и японцы, и профилактика. У меня ничего такого нет. Но Вы, конечно, правильно разъясняете, что моя работа приносит пользу людям. На днях одна девушка торопилась на поезд, уронила кошелек, рассыпала мелочь, но, пользуясь моим освещенном, собрала все до единой монетки. Правда, поезд ушел.
Но хочу сказать откровенно: хоть и вижу, что моя работа полезная, счастья от этого почему-то нет. А мечты все больше кажутся несбыточными, и по-прежнему угнетает неподвижность. От меня до станционного здания два десятка шагов, но я никогда не видел и не увижу, что там, за ним, с другой стороны. Может, и ничего особенного, но, когда не видишь, воображаешь удивительное, и от этого снова тоска.
Монтер Семенов женился. Недавно пришел ночью на перрон и стал биться об меня лбом. Но это Вам неинтересно. Вы, может, даже не дочитаете до конца такое длинное и скучное письмо. Но если дочитаете, очень прошу, ответьте. Ваши письма для меня — как голос из того мира, о котором я уже неизвестно зачем мечтаю. Я уже не такой молодой. Высох, побурел, затвердел.
Остаюсь искренне преданный Вам Ваш столб».
«Милый столб!
Прости, опять задержалась с ответом. Много работы и огромная почта. Но твои письма трогают меня. Поверь, я принимаю твою судьбу близко к сердцу. Не хандри, дружок, и не стесняйся писать. Если не отвечу в этом году, то в одном из ближайших — непременно. Извини, мне сейчас позвонили: надо меняться программами с Парижем.
Выше голову!
С наилучшими пожеланиями
твоя башня».
«Уважаемая башня!
Давненько Вам не писал, да и о чем теперь? Смешно вспоминать глупости, которые я излагал, когда был молодым, и которые Вы поддерживали во мне, советуя бодриться и верить. Когда-то издевался над стариками, над их боязнью покинуть привычное место. Теперь сам в возрасте и понял наконец: ничего хорошего не будет, если все захотят стать знаменитыми и бросятся в столицы. Жизни столько башен не надо. Ей столбы нужны, много столбов. Годы прошли, пока я созрел до этой мысли, и теперь я по-настоящему счастлив. Моя философия проста: жить как можно дольше. Хоть день, да мой.
У нас перемены, хорошие и не очень. Из хороших главное: снесли старое здание и построили красивый стеклянный вокзал. Может, помните, я когда-то жаловался: вот, мол, не вижу, что там, с другой стороны станционного здания. Когда его снесли — наконец увидел. Мусорный бак там стоял. Вот, извините за такую деталь, и все удивительное, о чем я столько лет грезил. Если бы это открылось в молодости, я бы, наверное, раскололся пополам от горя. А сейчас только усмехнулся.
Есть и другие новости, не больно радостные. В нашей осветительной сети появилась молодежь. Это, представьте себе, совсем другие столбы, не деревянные, а бетонные, и даже, как они сами себя называют, предварительно напряженные. Работают они хорошо, ничего не скажу. Но если бы Вы слышали, как они гудят по ночам! Мы так никогда не гудели.
Думаю, этим письмом Вы впервые останетесь довольны: как видите, мои переживания кончились.
С уважением
Ваш столб.
P. S. Монтер Семенов ушел от жены, но далеко на нашей маленькой станции не уйдешь. Снова был ночью у нас на перроне. Бился лбом, но не об меня, а об новый, бетонный».
«Мой милый старый друг!
Каждый раз отвечаю с опозданием. Работы все больше, а ведь я тоже моложе не становлюсь.
Разреши сказать прямо: твое последнее письмо меня огорчило. Да, твои мечты были несбыточны, и если я не писала тебе об этом, когда ты был моложе, то с единственной целью не травмировать юную душу, а вовсе не для того, чтобы обманывать и утешать. Но теперь ты сам осмеиваешь мечты своей юности и заодно — порывы новых поколений. Зачем? Несбывшееся есть у всех, даже у меня. В каждом из нас есть драма, но она не должна превращаться в трагедию или, что еще печальнее, в фарс. Это не совсем мои мысли: пишу под впечатлением беседы старого драматурга, только что выступившего в одной из моих программ. По-моему, он прав. Подумай над этим и не обижайся. За долгие годы заочного знакомства я привязалась к тебе, и мне недостает твоих писем, старый ворчун. Следовательно — пиши, не забывай.
Желаю тебе долгих лет жизни.
Твоя башня».
«Милая Вы моя, дорогая!
Извините за такое развязное обращение — но пишу в последний раз. Хорошо Вам рассуждать, что не все мечты сбываются. Тут большая разница: у Вас не все сбылись, а у меня все не сбылись. Не дай бог, случись что с Вами, об этом узнает весь мир. А то, что случилось со мной, никому, кроме жителей Разуваевки, неизвестно, да и их нисколько не трогает.