— Хорошие, значит.
— Да, хорошие! — передразнивает родную кровиночку папаша. Трудно тебе было сказать фартовые или шиковые? У тебя что, заменяемых слов нет?
— Есть… учим в школе синонимы.
— Так почему поганишь речь такими словами? Эти самые… э… как ты сказал?.. синонимы для того и служат, чтоб выражаться ясно и четко. Например: одежда — шмотки, чемодан — угол, работать — вкалывать или мочить роги. Усек?.. «Чувячка!» это что за овощ?
— Хи-хи… Это девушка.
— Пацанка, что ли? Гм… странно. Что такое баба — само собой разумеется, знаю, что такое женщина или лахудра — тоже известно. А вот чувячка — впервые слышу. В наше время, когда я был молодым, так непочтительно представителей слабого пола не называли. Ну да ладно. Разберемся с «хрустами». Это слово для меня не ново. Однако сколько можно вдалбливать в твой рыжий калган: хрусты — слово устаревшее! Колами теперь называются деньги.
Илья Маркович закуривает и продолжает:
— Слово «пасть» мне тоже расшифровывать не надо. По всей вероятности, это хлебало. Не так ли?
— Рот, — поправляет малый.
— Одно и то же. Ответь лучше, кому ты собрался его порвать?
— Никому.
— Гм… А что за слово шпаргалы?
— Глаза.
— Глаза?! Ну, любезный, вот это уж совсем никуда не годно! С каких пор глаза стали шпаргалами? Насколько мне известно, они испокон веков наливались зенками, гляделками, стригунами, фарами, шарами, но никак не шпаргалами. Нда-а…
Папаша еще раза три подряд аппетитно затягивается дымом сигареты и голосом, сбавленным на полтона, задает следующий вопрос:
— Почему домашнее задание вчера не сделал?
— Я, пап, пословиц не написал.
— Как так? Их же в народе тысячи бытует. Вот садись за стол и пиши!
— Я есть хочу-у.
— Напишешь пять пословиц — поштевкаешь.
Ничего другого, как подчиниться родителю, Коле не остается. Он садится за стол перед раскрытой тетрадкой, усиленно шевелит мозгами, но пословицы, как назло, не приходят на ум.
— Ладно, — сжаливается отец. — Одну я тебе подскажу. Пиши: яблочко от яблони… написал?… недалеко падает.
Высунув кончик языка, мальчишка старательно скрипит по бумаге пером, а Лядов-старший вооружает руку карандашом и в дневнике против слов «подпись родителей» размашисто пишет:
«На сына воздействовал. И. М. Лядов».
Виктор Богданович
РАССКАЗ
Чтоб не было разговоров
Значит, так. Едва я появился на работе, меня тут же отвел в сторону приятель, но уже исполняющим обязанности:
— Слушай, старичок… Сегодня заседает тарификационная комиссия. Учти сразу: первой категории тебе не видать. Знаю точно: это решено. Так что предупреждаю: на рожон не полезу, тут я — пас. Нет, против не буду, но — воздержусь. Сам понимаешь — зачем против ветра… Но я к тебе по-прежнему. Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!
Потом меня вызвал старший:
— Вот что, друг-приятель… Сколько мы с тобой вместе трудимся?
— Десять лет без малого.
— Вот именно. Без малого. Десять. Ты знаешь мое к тебе отношение. Знаешь? Или нет?
— Знаю.
— Какое?
— Ну, нормальное. Хорошее.
— Вот. Хорошее. И все это знают. Сразу начнутся попреки: лучший заказ — любимцу… Короче, чтоб никто ничего — сделай ты эту копеечную работу, от которой все отказываются. Лады? Именно потому, что ты знаешь, как я к тебе отношусь!
А тут предместкома навстречу. Мы его месяц назад выбрали. До этого вместе в отделе работали.
— Здорово! — говорит. — Тебя-то мне и надо! Слушай, путевка тебе никак не получается. В принципе, она есть. Но все же знают, что мы товарищи. Пойдут разговоры… Слушай, давай в другой раз, а? Только без обид! Ты же знаешь, как я к тебе отношусь!
В буфете наша поилица-кормилица подсунула мне вчерашние бутерброды и шепнула:
— Будь другом, доешь! Я свежие потом сделаю. Других мне просить неудобно, а ты свой, я же к тебе очень хорошо отношусь.
Едва я вошел в наш горластый двор, как невидимый наблюдатель завопил:
— Внимание! Дядя Гена из 32-й! Он добрый, не обидится. Давай!
И с козырька подъезда на меня рухнула снежная лавина.
Мокрый, злой и молчаливый, я поднялся на лестничную площадку. Тут из соседней квартиры выкатился метровый породистый щенок и положил лапы на мои плечи… Соседи принесли искренние соболезнования и заверили меня в своей лояльности.
Вечером зашли стародавние приятели. Много шутили, выпили припасенный к празднику коньяк «Ереван», заняли на неопределенный срок четвертную и отбыли за полночь, предварительно констатировав, что они, как всегда, меня уважают.