— Ох, как трудно было ехать! Ты не заметил, какая температура в зале? Я просил держать ровно двадцать.
— Ровно двадцать и держат, — успокоил его Генрих.
Он помог Францу раздеться, проводил в зал, уселся рядом. Температура Франца устраивала, все остальное раздражало. Он жаловался, что его ранят и невыносимая угловатость помещения, и еще более нестерпимая угловатость мебели: всюду ужасающие прямые линии, которые к тому же пересекаются, образуя острые грани. Мучил его и цвет, слишком разнообразный: в одной комнате стены были зеленые при белом потолке, желтом поле и кремовых дверях, в других обнаруживалось еще более хаотическое сочетание красок, а в конференц-зале к той сумятице добавлялись малиновые гардины и золотые светильники.
Генрих, с сочувствием слушая жалобы, видел, что больше всего Франц страдал от яркого света, заливавшего зал. Франц надел темные очки, теперь он мог свободней смотреть по сторонам и здороваться со знакомыми, но облегчения не пришло.
— Я понимаю, тебе смешно, — с безнадежным смирением сказал он, и в голосе зазвучало такое отчаяние, что Генриху до боли в сердце стало жаль его. — Но меня сводит с ума мысль, что если я сниму очки, то меня снова ослепит беспощадный свет. Так тяжко сознавать, что всюду подстерегает это терзающее сияние!
На возвышении, за столом президиума, появился Боячек. Президент поднял руку, призывая гомонящий зал к тишине.
— Много удивительных сообщений нам довелось слышать в этом зале, — начал президент традиционную вступительную речь, — но сегодня вы услышите об открытии, которое поразит вас всех. Мечта о бессмертии всегда являлась одной из самых пленительных фантазий человека. Сейчас мы узнаем, каким образом можно претворить мечту о вечной жизни в реальную действительность. О своих работах по созданию бессмертия нам будут докладывать два известных наших ученых — Франц Мравинский и Лоренцо Нгага. Почему-то Нгага задерживается, но друг Мравинский может занимать трибуну.
— Проводи меня до трибуны и останься поблизости, — шепнул Франц, вставая.
Генрих заботливо поддерживал его под руку, пока они шли к столу президиума. В раскрытую дверь торопливо вошел Рой и приветливо кивнул Францу. За спиной Роя показался Лоренцо. Франц страдальчески охнул и судорожно прижался к Генриху. В тупом лице второго бессмертного не было ни мысли, ни чувства, ошалело-веселые, пронзительно-светлые глаза яростно уставились на собрание.
— Здорово, ребята! — оглушительно гаркнул Лоренцо. Взгляд его упал на съежившегося от страха Франца. Лоренцо заревел еще восторженней и свирепей: — Привет, дружище!
— Держи его, Рой, держи! — крикнул Генрих.
Рой кинулся между Лоренцо и Францем, но тут же отлетел к стене, таким мощным был ответный толчок Лоренцо. Генрих попытался увести Франца, у Франца подогнулись ноги, он схватился за спинку кресла, чтобы не упасть. Генрих выскочил вперед, заслоняя его, но попал под кулак Лоренцо и рухнул на пол.
— Слабаки! — ликующе орал Лоренцо. — Куда вам против бессмертного! Давай поцелуемся, Франци!
Генрих успел вскочить на ноги, когда Лоренцо соприкоснулся с Францем. Нгага лишь протянул руку, чтоб поздороваться, но Франц сумел отшатнуться, и Лоренцо ухватил друга за плечо. Надрывный вопль Франца и удивленный рев Лоренцо потонули в грохоте столба пламени, взметнувшегося на том месте, где они стояли. Перепуганные ученые кинулись кто куда, а на них падали быстро гаснущие огненные языки и сыпался пепел. Обоих бессмертных уже не существовало, а людям в зале все казалось, что отчаянные голоса, вырвавшиеся из пламени, звучат и звучат.
Взрывная волна снова опрокинула Генриха. Рой подскочил к брату и помог ему подняться. Генрих метнулся к месту катастрофы. Облачко пепла, взвившееся к потолку, понемногу оседало. К братьям, с ужасом взиравшим на угасающий костер, приблизился Боячек. Старый ученый был страшно бледен, руки его тряслись, губы еле шевелились. Следом за ним подскочил бледный Томсон.
— Какой финал! — едва прошептал Боячек. — Какой ужасный финал!
Он наклонился, осторожно тронул кусок несгоревшей одежды, снова выпрямился, с отчаянием поглядел на подавленных братьев и насупленного Томсона.
— Бессмертные погибли на наших глазах! — горестно сказал президент Томсону. — И мы, смертные, не могли им помочь, ничем не смогли помочь! Такие надежды возлагали мы с вами на их исследования! И вот финал!