— Да, я это тоже увидел. Жаль, что теперь ждать сюда эскадру гхаш не приходится. И не совсем, конечно, приятно, что наш мир, тот, где мы собрались воцариться, всего лишь — разменная монета в чьей-то «большой игре». Но я уже придумал план!
— Поделишься?
— Само-собой, моя королева! Через примерно сутки, когда они выйдут на орбиту Луны, мы ими займёмся. Вначале я окружу все их пять линкоров непроницаемым ни для каких излучений полем — чтоб они уж точно не смогли отправить сигналов бедствия на свою родину. Как по радио, так и с помощью курьерской ракеты. Ну а потом я начну это поле сжимать. Вот так. — показываю мысленно, — И оно раздавит внутри всех живых!
— Хм-м… Жуть! — её передёргивает, и лицо становится ещё серей, — Не гуманно, конечно… Но ведь следы — всё равно останутся! Ведь корабли-то — останутся целыми! И зависнут на орбите! И если тобусы будут удивлены, что потеряна связь, и захотят прилететь сюда — посмотреть, что и как, то погибших сразу обнаружат! И про нас — догадаются! И попытаются… Убить!
— Не обнаружат. Хотя… Нет, не получится. — мелькнувшую у меня мысль о том, что гибель экипажей, раздавленных, словно орех, можно бы свалить на коварно затаившихся в нашей системе гхаш, снова вызвав ещё и войну между ними, пришлось отмести, как неконструктивную и слишком сомнительную, — Нет. Сама понимаешь. Нет у гхаш такого страшного оружия, как супер-поле.
— Да, пожалуй ты прав. Уж слишком подозрительно. А что делать?
— А есть ещё идея. Мы уничтожаем все экипажи. Потом Ханс переносит нас на самый большой линкор. Мы обосновываемся на нём. Учимся управлять — о! Не забыть бы заранее выудить эти сведения из мозгов адмирала и капитанов линкоров! — А остальные корабли — отправляем к …ерам собачьим — прямиком на солнце! А сами — отбываем к родной планете гхаш. И обстреливаем её: всем арсеналом! После чего отбываем снова сюда! Пусть-ка думают, что коварные тобусы чихать хотели на мирные «договора»! И рады случаю нанести удар слабому противнику!
— Мысль кажется привлекательной. И следов не останется. И сволочных гхаш наверняка уничтожат! Не наши, так — тобусы! Но… Как ты будешь «работать» — с линкора? Где возьмёшь тепло?
— А вот тут ты права, дорогая. Значит, придётся работать снова — отсюда.
— Нет уж. Давай-ка, пока Ханс здесь — перелетим куда-нибудь подальше. А то вон: пальмы пожухли, и на травку выпал иней!
А права она, будь оно всё неладно! Поиздержал я местной «теплоты». И поскольку не хотелось бы вносить кучу проблем в местную экосистему, да и самим — мёрзнуть, перелетим-ка мы в Африку!
В Африке расположились, в-принципе, так же: посреди джунглей. Живность в виде всяких там зебр, гну, бородавочников, носорогов, и жирафов со львами, как и местное население, повыгнали. Мух цеце и прочий гнус я просто сжёг — словно огнемётом!
Ложимся спать. Ундред моя ворчит:
— Как дошло дело до обустройства «королевства», и охраны нашей новой вотчины, так ты сразу «сильно устаёшь на работе»! И про свои супружеские обязанности позабыл!
— Кто? Я? Да просто… — чую, как уши покраснели, — Просто стеснялся я. Сказать тебе. Как соскучился по женской ласке! И твоему божественно прекрасному телу! Думал, ты посчитаешь меня тупым кобелём и «сексуально озабоченным» маньяком.
— Да ладно врать! Я же теперь — не забывай! — кое-что у тебя переняла. Научилась. И вижу, как ты на мою «божественную» задницу пялишься! Но!
Вначале отправь-ка Ханса спать. В тарелку.
Ну, что сказать…
Любви мы теперь предавались, если можно так сказать, с чувством, с толком, с расстановкой. Привыкли, притёрлись друг к другу. И теперь взаимное удовольствие на порядок у нас выше! Я так и вообще — отродясь ничего такого не испытывал!
(Вот, значит, чего мне не хватало! Инопланетянки, да ещё любящей — и меня, и секс! Со мной.)
Но всему, даже самому прекрасному, приходит конец. Часа через два устали, друг от друга откинулись, и мирно отрубились и мы.
Просыпаюсь уже на рассвете.
Гос-споди! Какой красивый тут, в саванне, рассвет! Солнце окрашивает всё вначале в серый, а затем — золотистый, розовый… А облачка какие!.. Пёрышками. Волшебно!
Ну, или это я после восхитительного секса и хорошо выполненного «долга» перед планетой так стал всё это дело воспринимать… Обострённо.
А как же воспринимать не «обострённо», когда я, как никто, понимаю, что всего этого, как и планеты своей, человечество может лишиться буквально каждый день!
Ну, или я просто никогда прежде ничего такого не видал!
Слышу, как Ундред у меня под мышкой засопела, завозилась… И уже ворчит: