И если пока всё руки не доходят навести наконец порядок там, на родной планете, так это только потому, что не надумал я ещё, кого всё же оставить, включив в «золотой миллиард». Ведь не оставишь же только нас. Белых людей. Элиту. Избранных.
Кто-то должен — и работать!
Рабы нам, англосаксам, всегда нужны!
Так что нужно подумать. Посоветоваться с Ундред.
Да заняться вплотную «зачисткой»!
До тарелки дошли молча.
По сторонам я теперь практически не оглядывался: не до «экзотических и чуждых» пространств корабля тобусов. Ну, собственно, мне смотреть на эту серую казённую чисто военную обстановочку и незачем — что нужно будет, просто «достану» из памяти, в которую, как на флэшку, скачал себе в мозг всё нужное из голов капитанов и офицеров.
Я дико устал, конечно, так, что ноги тряслись, и одышка мучила… И дрожь пробирала: сильно похолодало на «Сармакше». Всё правильно. «Прикрывал» же его личиной авианосца гхаш. Тепла повыработал… Да и вообще, потрудился за эти дни. От души.
Однако когда забрались в тарелку, почувствовал себя и спокойней и уверенней: словно домой вернулся! Да и правильно: нам теперь отсюда лететь до дому, до Земли, всего-то с полчаса! А «Сармакша Второго» оставил я на орбите у Луны: может, когда ещё пригодится. Всё-таки — не тарелка. А машина, снабжённая гипердвижком. Можно в любую систему лететь. Правда, думаю, что вначале всё равно хорошо бы отдохнуть…
Но тут начались проблемы. Если назвать это столь мягким словом.
Ощущаю я вдруг в затылке — дикую боль! Удар! Чудовищный взрыв!
А боль реально: такая — хоть вопи! Голова буквально раскалывается: словно слон лягнул! Да что же это за…
Но тут мыслительный процесс у меня прекращается, в ушах звенит, и уплываю я в чёрнильно-угольную пучину нирваны, только и успев подумать: как бы выжить!..
18. «Любовь до Гроба!»
Очнулся на постели.
Нет: это точно — постель! Потому что вот она, простыня. А вот оно — одеяло. Тонкое, и серое — словно тоже казённое. И если спинок у постели никаких нет, то медицинских агрегатов вокруг неё — полно. Причём агрегатов-то… Каких-то допотопных. Крашенных белой краской, а не никелированных. Расставлены на чём-то вроде портативных столиков и тумб. И три штатива на колёсиках, тоже крашенных, с капельницами, вокруг меня красуются. И капает из них… По прозрачным трубкам идёт — и мне прямо в вены…
Моргаю. Щурюсь. Пытаюсь вспомнить: что это взорвалось? Ракета? Граната?..
Голова всё ещё словно плывёт: всё кружится. Но всё равно пытаюсь встать.
Ага — не тут-то было! Привязан, пристёгнут я к моему ложу с помощью мощных и толстых кожаных ремней! И руки, и ноги, и даже грудь и шея!
Ну, ничего, сейчас я их!..
Облом-два!
Не слушаются меня ни ремни, ни застёжки, ни вообще — хоть что-нибудь! Да и тело упирается, не желая сдвигаться ни на миллиметр, словно не моё. Несмотря на все мои потуги вполне достоверно изображает бревно, и вообще — вполне успешно делает вид, что оно парализовано!
А когда попробовал пошевелить хотя бы головой, обнаруживаю, что и она, зар-раза такая, не слушается. И могу из всех сознательных движений только рот открывать (А точнее — приоткрывать!) и моргать! Ну, ещё глазами водить по кругу. Хотя тело… Ощущаю. Ну, хоть это радует: все его части, вроде, на месте. Чувствуют. Но — не двигаются!
Вдруг дверь в небольшом (Только сейчас обратил внимание: не больше кухни!) тёплом (Лежу я голый, но мне не холодно!) помещении открывается, и входит медсестра. Нет, не такая красавица, как давешняя Анна, а старая, невзрачная, и переваливающаяся на ходу, словно утка. (Видать, артрит какой замучил!) С морщинистым и незапоминающимся лицом, на котором, похоже, навсегда застыло выражение хронического недовольства всем и всеми. При виде моих открытых глаз нахмуренные брови словно хмурятся ещё сильней. Пытаюсь залезть к ней в мозг, и выяснить, где я и что со мной.
Но ничего не получается! Глухо, как в танке. Чёрная стена перед «внутренним взором»! И мысли — только мои! Перепуганные и растерянные… Что за!..
Чёрт меня раздери. Вернулся я, похоже, в обычное, «человеческое», состояние!
И действительно парализован. И сверхспособности пропали…
Да и ладно. Главное — жив!!!
Осуществилось, стало быть, моё самое заветное желание!
Медсестра между тем разлепляет наконец ниточку рта, и что-то говорит.
И я ничего не понимаю. Кроме того, что говорит она на немецком!
Пытаюсь тем не менее что-то ответить ей. Хотя бы — что не понимаю. Но…
Звуков из пересохшего горла извлечь не удаётся!