— Да. Пойдемте.
Он стиснул кулаки.
«„Да, пойдемте“? Какого черта? Никогда не слышал, чтобы у вампиров случались нервные срывы. Может, это наконец взяли свое все наркотики, какие я перепробовал в шестидесятые. Неужели я отказался от еды только потому, что эти люди были со мной любезны? Не с ума ли я сошел? С каких пор я сохраняю рассудок, находясь рядом со смертными?»
Он бочком придвинулся к двери и придержал ее, пропуская парочку вперед. Когда те стали спускаться, он прошел следом, погружаясь в море звуков.
«Неужели они меня не чувствуют? Не ощущают, что за спиной — хищник? Куда девались их инстинкты?»
Войдя в заполненную звуками комнату, они тихонько выбрали места на краю внешнего круга. Итан сел чуть поодаль от других и осмотрелся. Невероятно. Неизвестно, что сделала Грейс со стенами, но создавалось впечатление, будто он попал внутрь аметистового кристалла. Пол плавно поднимался амфитеатром. В высоких причудливых подсвечниках горели ароматические свечи, создававшие мягкую игру света и тени и освещая блаженные лица участников. Звуки омывали Итана и вливались внутрь. Пятьдесят голосов выпевали незнакомые слова, рождая изумительную гармонию. Вибрации плескали в уши ласковыми волнами огромного моря. Итану представилось, что он возвратился в материнское лоно.
Наконец взгляд его остановился на той, ради кого он пришел, и вампир пристально всмотрелся в восторженное лицо поющей женщины. Ее длинные светлые волосы стекали на грудь, оставляя открытыми только рукава блестящей белой рубахи. Его обостренный вампирский слух позволял отсечь все остальные голоса, настроившись только на ее. Звуков прекраснее он не слышал. Тембр ласкал, как летний дождь, и сердце его встрепенулось и вдруг бешено застучало: прежде ему не случалось позволить своему холодному мертвому сердцу подражать живому.
Итан прикрыл глаза, затерявшись в наслаждении, и тоже запел. Или, точнее, пение овладело им. Звуки лились сами. Он слышал о ченнелинге,[10] но всегда полагал это шарлатанством и не догадывался, какое наслаждение просто позволять звукам течь, без вмешательства сознания. Он не пел так много лет и удивлялся силе своего тенора.
Вдруг все присутствующие умолкли. Все, кроме Грейс. Итан тоже замолчал, даже не задумываясь, подал ли кто-то сигнал. Ее торжествующий голос разрывал опустевшее пространство, а она склонялась вперед, к самому лицу лежащей, которая расслабилась и уронила руки вдоль тела. Песня была дикой, неземной. По телу Итана пробежали мурашки — хотя такого просто не могло быть.
Еще несколько секунд — и Грейс, оборвав песню, отстранилась от больной. Та, словно порвав резиновую ленту, упруго вскочила на ноги, вскинула вверх руки и засмеялась, откинув голову:
— Ты это сделала, Грейс! Впервые с тех пор, как у меня обнаружили рак, я свободна от боли. Спасибо тебе. Грейс, спасибо!
Грейс встала, раскрыв объятия, и женщина бросилась ей на грудь и разрыдалась.
Итан принюхался к ней, ожидая уловить знакомый запах неизбежной смерти, но вместо того почувствовал… жизнь. Потрясенный, он сосредоточил на женщине все свои чувства, изучая ее тело своим обостренным восприятием, и в конце концов должен был признать, что либо ошибся, когда решил, будто она на краю могилы, либо… Невозможно. Не в силах человека совершить такое чудо.
И тут он нахмурился, вспомнив, что, даже если Грейс действительно совершила чудо, это исцеление — не самое диковинное здесь. Удаление опухоли звуком — ерунда в сравнении с мертвецом, восставшим, чтобы впредь питаться человеческой кровью. Вряд ли эти люди, принимавшие как должное чудотворство Грейс, окажутся так же терпимы к нему. Да уж, он не стал бы ручаться, с позволения сказать, жизнью.
Грейс, все еще обнимая и похлопывая по спине женщину, обратилась к собравшимся:
— Спасибо вам всем, что пришли и вложили свои голоса и добрые намерения в исцеление Мэри. Мы вместе пережили нечто чудесное и особенное. Это был замечательный вечер. Я рада буду увидеться с вами в следующий раз.
При этих словах все встали и потянулись к выходу, все еще пребывая в легком трансе.
Грейс еще раз обняла Мэри и передала ее подошедшим подругам. Итан остался сидеть в опустевшем зале. Он сам точно не знал, что задумал, но его влекло… к чему? Он понятия не имел. Сердце, вопреки природе, продолжало биться.
Он встал и тихо — но не быстрее обычного человека, чтобы не пугать ее, — двинулся к центру зала, где Грейс, наклонившись, складывала коврик. Выпрямившись и увидев его перед собой, она ахнула.
— Ты — ангел из моего сновидения. — Она попятилась, выронила коврик и прижала ладони к щекам. — Я, должно быть, в измененном состоянии. Ты — плод моей фантазии. Я весь день была не в себе. Видение может исчезнуть в любую минуту. Я только поговорю с тобой, пока ты не исчез.