И дело здесь, разумеется, не в каком-то тайном сговоре, поскольку мы уже привыкли передавать контроль над жизненно важными для человечества сферами в руки немногих избранных. Возьмем, к примеру, физиков-ядерщиков. Никто из нас не удивляется и тем более не чувствует себя обделенным только потому, что они имеют доступ к знаниям, недоступным для широкой публики. Так почему бы и археологам не хранить у себя ключи от пещер, украшенных доисторическими рисунками?
Тем более что археологи — далеко не единственные, у кого есть доступ к произведениям доисторического искусства. Среди ведущих экспертов в этой области можно упомянуть антропологов, а также ученых самых разных специальностей, чьи работы позволяют внести новые элементы в общую картину исследований. Наконец, специалисты по пещерному искусству весьма склонны полемизировать друг с другом на страницах весьма уважаемых научных журналов. По язвительным замечаниям, то и дело проскальзывающим в этих статьях, ясно, что речь идет не просто о "дружеских разногласиях" среди коллег, в остальном выступающих единым фронтом. Напротив, в сфере изучения доисторического искусства кипят настоящие страсти, обусловленные как территориальным соперничеством, так и разницей в научных подходах.
Несмотря на то что состояние соперничества весьма болезненно для самих спорящих, оно может быть очень полезно с иной точки зрения — а именно, как стимул к поиску истины относительно пещер и пещерного искусства. Наконец, это весьма положительно сказывается и на качестве информации, доступной широкой публике. Однако подобный феномен возник совсем недавно, а первые девять десятилетий двадцатого века среди ученых этой специальности практически не замечалось разногласий. Надо всем довлели два ортодоксальных учения доминирующей французской школы. Первое из них уступило место второму со смертью аббата Анри Брейля в 1961 году. Идеи и неординарная личность этого человека направляли изучение пещерного искусства с того момента, как произошло официальное рождение этой дисциплины — то есть с 1902 года.
Второе учение прекратило свое существование в 1986 году, сразу после смерти его главного сторонника, историка-структуралиста Андре Леруа-Гурана, который был учеником Брейля и заменил теорию наставника своей собственной.
После смерти Леруа-Гурана среди специалистов по пещерному искусству так и не нашлось ни одной яркой личности, способной стать безусловным лидером в этой области. И в итоге это маленькое сообщество стремительно раскололось на несколько групп, пребывающих в постоянной конфронтации друг с другом. Единственное, с чем согласны представители всех этих направлений, — благодаря возможности оценить итоги двадцатого столетия с точки зрения двадцать первого — это с тем, что период, прошедший под знаком лидерства Брейля и Леруа-Гурана, в целом оказался потерянным временем. Разумеется, на долю этих "крупных специалистов" приходится немало достижений в чисто технической сфере. В частности, они определили характер пигментов, применявшихся в наскальной живописи, подсчитали количество фигур в каждой пещере и т. д. Однако ни Брейлю, ни Леруа-Гурану — и с этим согласны все современные ученые — так и не удалось выдвинуть убедительную теорию, которая позволила бы объяснить значение доисторического искусства. Таким образом, за 84 года их безусловного лидерства в этой области не было достигнуто ничего по-настоящему ценного.
Разумеется, я готов отдать должное честности современных исследователей относительно характера работ их предшественников. С другой стороны, вряд ли стоит удивляться подобному единодушию. Ведь если правительства предоставляют какой-то группе ученых право на монопольные исследования в той или иной сфере и этим ученым за целое столетие так и не удается достичь ничего ценного, совершенно очевидно, что они навлекут на себя безусловную критику и осуждение. Непонятно другое. Почему преемники Брейля и Леруа-Гурана, сохранившие за собой монопольное право на изучение пещерного искусства, тоже не желают слушать никаких возражений и отвергают любые идеи, выходящие за рамки их собственных концепций? Более того, учитывая неудачный опыт своих предшественников по созданию всеобъемлющих теорий, новое поколение историков вообще объявило "мораторий на истолкование" [240]. И длится такой мораторий с 1986 года и по сегодняшний день. Единственное исключение составляет в данном случае теория Дэвида Льюиса-Вильямса, с каждым годом обретающая все больше сторонников во всем мире.
С практической точки зрения такой мораторий обернулся концентрацией на чисто эмпирической деятельности, сбором и классификацией новых фактов. И все это без малейшей попытки подвести под собранные данные хоть какую-нибудь теоретическую базу. Сами ученые оправдывают свое отношение надеждой на то, что, когда будет собрано достаточное количество фактов, правильная теория возникнет сама собой [241]. До сих пор, однако, ничего подобного не произошло. А единственная многообещающая теория — нейропсихологический метод профессора Льюиса-Вильямса — вызвала наиболее ожесточенную критику со стороны академических кругов.
Чтобы лучше понять обещание Льюиса-Вильямса разгадать наконец тайну происхождения современного человека и оценить ту бурю возмущения, которую он вызвал этим заявлением среди современных историков, необходимо хотя бы вкратце припомнить то, что происходило в этой сфере деятельности за последние сто лет.
Официальным "началом", по общему мнению, считается 1902 год, когда аббат Анри Брейль посетил испанскую пещеру Альтамира в составе экспедиции, возглавлял которую знаменитый французский ученый Эмиль де Картальяк. Двое ученых работали в пещере целый месяц, после чего официально известили своих коллег о том, что великолепные росписи, нанесенные на стены и потолки пещеры, являются истинно подлинными и созданы они были в эпоху палеолита. И как только два эти корифея высказали свое суждение, по всей Европе тут же приступили к официальному изучению пещерного искусства. Стоит ли удивляться, что во главе этих исследований встали все те же Брейль и Картальяк.
Однако у этой истории была и своя предыстория. Альтамиру исследовали еще в 1879 году, и уже тогда ее росписи обратили на себя самое пристальное внимание. Однако по причинам, которые и по сей день трудно понять, сообщество "скептически настроенных" ученых на протяжении 23 лет не только отказывалось изучать эти рисунки, но использовало любые — порой самые недостойные — методы, чтобы убедить общественность в том, что росписи сделаны совсем недавно, а возможно, и просто представляют собой подделки.
Начал, эту кампанию по очернению и дискредитации Альтамиры Габриэль де Мортийе, человек сухого, скептического склада ума, в то время — безусловный лидер французской исторической школы. А самую активную поддержку оказал ему не кто иной, как Эмиль де Картальяк, вынужденный много позднее отказываться от собственных слов и публично подтверждать подлинность рисунков.
Фактическое открытие Альтамиры произошло где-то между 1868 и 1872 годами. А совершил его фермер Модесто Кубиллас, которому местный землевладелец и страстный археолог-любитель Марселино Санц де Саутуола как раз и платил за то, чтобы тот разыскивал подобные пещеры на территории его поместья [242]. Поначалу Саутуола не обратил внимания на сообщение фермера, но в 1875 году он первый раз посетил пещеру, поверхностно осмотрел ее и провел там минимальные раскопки. И только во время второго своего посещения (1879 год), когда Саутуолу сопровождала его восьмилетняя дочь Мария, были обнаружены росписи Большого полихромного потолка, благодаря которым Альтамира прославилась позднее на весь мир.
Как рассказывал потом сам Саутуола, именно Мария первой заметила красочные изображения бизонов и других животных, созданные, как мы знаем сегодня, около 14 тысяч лет назад [243].