Свободный рынок, или, говоря более сложным языком, капитализм, производит больше богатства и обеспечивает более высокий уровень жизни, чем любая другая экономическая система, придуманная и реализованная человечеством. Разница в экономических показателях между Северной и Южной Кореей, Восточной и Западной Германией, Чили и Венесуэлой, Ботсваной и Зимбабве, не говоря уже о США и Советском Союзе, говорит сама за себя. Несмотря на этот общепризнанный факт, капитализм никогда не пользовался сколько-нибудь близкой к всеобщей долгосрочной поддержкой. На самом деле все обстоит с точностью до наоборот. Как сказал один из комментаторов, "политических партий, называемых социалистическими, было бесчисленное множество. За всю мировую историю не было ни одной политической партии, называемой капиталистической. Нет даже названия для сторонника капитализма. Социалист отстаивает социализм, демократ - демократию. А капиталист - это тот, кто владеет капиталом и манипулирует им". Это потому, что капитализм противоречит некоторым глубоко укоренившимся сторонам человеческой природы, а человеческая природа очень важна. Как пишут Леда Космидес, Джон Туби и их соавтор Джером Баркоу из Университета Далхаузи в своей книге 1992 года "Адаптированный разум: Эволюционная психология и порождение культуры":
То, что мы считаем всей историей человечества, начиная, скажем, с возникновения цивилизаций Шан, Минойской, Египетской, Индийской и Шумерской, и все, что мы считаем нормальной частью жизни - земледелие, скотоводство, правительства, полиция, санитария, медицинское обслуживание, образование, армии, транспорт и т.д., - все это является новым продуктом последних нескольких тысяч лет. В отличие от этого, наши предки провели последние два миллиона лет в качестве охотников-собирателей в плейстоцене и, конечно же, несколько сотен миллионов лет до этого в том или ином виде. Эти относительные промежутки времени важны, поскольку позволяют определить, какой набор сред и условий определял адаптивные проблемы, для решения которых формировался разум: Плейстоценовые условия, а не современные.
Среди значимых психологических характеристик, сформировавшихся у человека в плейстоцене, - склонность к трайбализму, эгалитаризму и мышлению с нулевой суммой. Мы развивались небольшими группами, состоящими из 25-200 человек. Все мы знали друг друга и часто были родственниками. Все знали, кто вносит вклад в выживание группы, а кто уклоняется от своих обязанностей. Обманщики и халявщики становились объектами гнева, а иногда и наказания. Не менее важно и то, что обманщики и халявщики теряли ценных партнеров по сотрудничеству. Вместо них они работали с более надежными или щедрыми людьми.
В таких группах было принято делиться пищей. Хранение пищи для будущего потребления было нецелесообразным для полукочевого населения. Поэтому, когда охотники-собиратели приобретали больше пищи, чем могла потребить их семья, они "запасали" ее в виде социальных обязательств, то есть делились ею с другими членами группы в расчете на то, что в будущем эта услуга будет возвращена. От того, насколько широко кормильцы делились пищей, зависело, будет ли вариативность успеха кормодобывания обусловлена в первую очередь удачей или усилиями. Удача играла большую роль в успехе охоты. Охотники, которые много работали, часто возвращались домой ни с чем. Поэтому мясо широко делилось внутри группы (это был способ объединения рисков или буфер против голода). Когда усилия играли большую роль в успехе кормодобывания, как это было в случае со сбором многих видов растительной пищи, обмен был более целенаправленным. Собранной пищей делились в основном внутри семьи и с конкретными партнерами по взаимовыручке.
Кроме того, объем личного имущества ограничивался тем, что наши предки могли переносить на спине, переезжая с места на место, поэтому накопление имущества и неравенство в богатстве не могли быть серьезными проблемами. Кроме того, как и другие животные, мы эволюционировали к формированию иерархии доминирования. Выживание индивида и его способность передавать свои гены повышались, если он мог подняться в группе и контролировать доступ к большим ресурсам. С другой стороны, люди также научились создавать коалиции, в которых менее доминантные особи сотрудничали, чтобы победить более сильных и успешных членов группы. Наконец, совместное использование и сотрудничество охотников-собирателей заканчивалось, так сказать, на границе группы. В мире, где не было специализации и торговли, непропорционально большая выгода одной группы часто достигалась за счет другой группы. Создавая агрессивные коалиции, мужчины могли расширить кормовые территории своей группы или получить больше жен, объединившись для убийства мужчин из других групп.