Психиатр принялся с ошибками цитировать известный афоризм о том, что не стоит никого посылать, чтобы справиться, о ком там звонит колокол…
— И это тоже, но в особенности: «Смерть каждого человека сокращает мою жизнь, потому что я — часть человечества». Я верил в это, — повторил Маклил. — Даже больше. Я верил, что не только смерть… Проклятая глупость сокращает мою жизнь, потому что мне есть до нее дело. Люди, раздающие тычки таким же, как они, людям, тоже сокращают мою жизнь. Гонка всех и вся за горяченькими деньжатами принижает меня. — Он поднял один из газетных листов, потом выпустил его из пальцев, и тот отлетел в угол купе подобно зловеще огромной бабочке. — Меня сокращали с безразличной жестокостью до полного исчезновения, и я просто был обязан следить за этим процессом, как тот малый с гангреной, вот в чем дело.
Поезд совсем замедлил ход и с лязгом остановился. Маклил бросил взгляд в окно, окантовавшее картину с неоновой рекламой пива и огоньками автомобилей, придвинулся к психиатру еще ближе.
— И чтобы не исчезнуть совершенно, необходимо было оторваться от этого общества, потому что я был виноват во всем, что творилось вокруг. Так я и сделал, а теперь вот снова в него включился. — Маклил резко повернулся и пошел к двери купе. — И все благодаря вам.
Психиатр осведомился, что он теперь собирается предпринять.
— Что делать-то буду? — радостно спросил Маклил. — Теперь я, в свою очередь, собираюсь несколько сократить человечество. — И выскочил в коридор, захлопнув за собой дверь, прежде чем психиатр успел сесть на своей полке. А через секунду распахнул ее снова, всунулся в купе и проговорил самым что ни на есть спокойным и нормальным голосом:
— Но позвольте теперь обратить ваше внимание, доктор, на тот факт, что это только мое, мое собственное, личное мнение, — и исчез.
Он успел убить четверых, прежде чем его схватили.
Йан Уотсон
В аквариуме плавает моя душа[29]
Треклятый кашель. Он терзает меня каждое утро, начинаясь вместе с предрассветным ветром, который высасывает все оставшееся с ночи тепло. Именно такое сравнение приходит мне в голову — будто я сплю вовсе не в городской квартире, а в горной долине под навесом из яковых шкур. Кашляю уже больше недели — ежедневно около десяти нескончаемых минут выматывающего напряжения и конвульсий. Мэри это раздражает. Она считает, что я притворяюсь, пародируя свой средний возраст, в качестве протеста. Кашель безнадежно сухой.
Вчера вечером врач долго рассматривал горло, выстукивал и выслушивал грудь. Ничего. Гиперемия? Или инородное тело в дыхательном горле? Нет. Что-то там с пищеварением, раздражающее центр кашля? Я не замечал. Тонзиллит? Нет. Врач отправил меня на рентген, но все же остается вероятность, что права Мэри и у меня это на нервной почве. Мое существо протестует против чего-то в нашей, в моей собственной жизни.
И вот снова. Я в ванной, держусь обеими руками за твердые белые края раковины, а внутри бушует ураган — легкие выворачиваются, глаза вылезают из орбит. Чем это кончится — кровоизлиянием или сердечным приступом?
Сегодня утром — наконец-то! — что-то буквально вырвалось из груди и упало в раковину. Довольно большое, округлое, величиной со сливовую косточку. Оно лежит на белой блестящей поверхности и шевелится.
Что это, спрашиваю себя с отвращением, смахивая слезы. Кусочек легкого, который еще продолжает дышать здесь более свежим, чем у меня внутри, воздухом? Слабо пульсирует и вздрагивает. Что же это? Утерявшая хозяина, но не прекратившая рост раковая опухоль? Или какой-нибудь неизвестный паразит? Явно что-то неведомое. И продолжает жить независимо от меня.
Как будто я породил нечто из своей груди. Некий сатанинский болезнетворный дух, которого я в перенапряжении всех сил вдруг узрел — подобно шаману, удаляющему душу болезни. Филиппинские врачеватели тоже вроде вытягивают какие-то невообразимые узелки из тела, чтобы вылечить его. Не стал ли я и сам целителем в последний момент, in extremis? Может, я теперь тоже могу погружать руки во внутренности страждущих и извлекать оттуда живые и извивающиеся болезни? Я дотронулся пальцем до комочка. Он сжался и отодвинулся. Да, это живое существо — или антисущество. Хватит ли у меня смелости его смыть? Или сделать ему тюрьму из спичечного коробка?
Затыкаю отверстие в раковине и напускаю теплой воды — комочек всплыл и принялся плавать кругами наподобие медлительного бесхвостого головастика.
— Мэри! Смотри скорее! Я что-то выкашлянул. Оно живое.
Мэри вошла и заглянула в раковину.