Я стоял посреди комнаты и наблюдал, как Керш все это примечает. Наконец он кивнул.
— Настоящая мастерская, да? Я тебе кое-что принес показать, если смогу здесь развернуть.
Он достал рулон бумаги из дипломата, и я освободил ему столик, поставив кое-какие вещи на пол.
Он ухмыльнулся, и выражение его лица сразу стало другим. Я уже был знаком с его способностью становиться старше или моложе, меняя выражение лица.
Он развернул бумагу и разложил ее.
— Ты должен разбираться в таких вещах лучше меня, — сказал он, будто извиняясь. — Вот какие предположения строит кое-кто из наших специалистов.
Передо мной лежал обыкновенный график.
— По вертикали идет возраст, соответствующий определенной стадии физического развития, — показал он. — А по горизонтали — время, месяцы. Видишь? — Он отодвинулся и внушительно посмотрел на меня. — Есть уже и более точные графики, по дням, но ничего — сойдет и этот. В этой точке она родилась: день ноль, месяц ноль, год ноль. Мы просто обозначили точки, соответствующие показаниям приемной мамаши, у которой этот ребенок находился в месячном возрасте, показания той женщины, Форбуш, у которой она была в шесть месяцев, ваш отчет, когда ей было восемь месяцев… Вот эти точки.
— А эти линии? — спросил я. Мои ладони вспотели. Понятно, что могли означать линии, проходящие через эти точки.
— Ты ведь и сам понимаешь, — пожурил он. — Есть небольшое разногласие между разными прогнозами, так что здесь версии разных экспертов. Например, между точкой, когда ей было шесть месяцев, а она по развитию была полуторагодовалым ребенком, и до момента, когда ты ее встретил и ей было на вид три-четыре года, линия идет довольно круто. Они выбрали эти факты как опорные для прогнозов, хотя некоторые наши эксперты думают, что она подверглась стрессу, что вызвало такой аномально резкий скачок роста. Ну, авиакатастрофа, Макс и его подружка, потом эти прятки в одиночестве на пляже. Стрессов тут достаточно. Так или иначе, вот ее линия роста, вот здесь она достигнет физического развития двенадцатилетней, когда ей будет семнадцать месяцев. Но если взять другой прогноз, то в два с половиной года.
Были и другие линии, и Керш что-то объяснял мне, но все это было не важно. Главное — если все эти предположения были хоть сколько-нибудь похожи на правду, то где-то между полутора годами и двумя с половиной она должна была достигнуть подросткового возраста.
Он снова свернул график.
— Тут есть некий секрет, может быть, новый способ метаболизма. Какой-то гормон, фермент, химическое соединение. Что за питательная добавка была в той плаценте, чтобы вызвать такой быстрый рост всего за несколько часов? Ведь это вещество можно было бы вводить домашнему скоту. Или использовать для лечения рака. Умники в белых халатах отдали бы все на свете за эту девчонку. Поверь мне, Ситон, они и волоска на ее голове не тронут. Черт, она же умрет от старости к шести годам! Им она нужна сейчас. Конечно, они бы предпочли, чтобы она досталась им живой, и даже позволили бы ей иметь детей — под их наблюдением — но лучше было бы получить ее мертвой, чем позволить ее породе бесконтрольно размножаться.
В его глазах снова появился странный отблеск. Фанатизма? Усердия? Искренней тревоги? Утомления? Что бы это ни было, истинную причину своих чувств он умело скрывал.
— У них нет никаких доказательств, и ты об этом знаешь, Керш. Их гипотезы ничего не стоят, так что пусть себе мечтают.
— Пока ничего не стоят. Но так будет не всегда. Подумай, какой это был бы переворот, если бы женщины смогли рожать детей вот так легко, хоть каждые несколько месяцев. Ни боли, ни усилий. Черт, подумай только, как изменились бы отношения между полами. И ведь через пару лет секрет был бы доступен любому. Ты можешь составить свой собственный график. Подумай об этом, Ситон. Еще увидимся.
Я мог сам нарисовать эту диаграмму, подумал я, когда он ушел. И — Господи, помоги нам всем — во многом он был прав. Я снова вспомнил, как он сравнил ее с динозавром на пляже, и тут обнаружил, что моя рука рисует динозавра на листе бумаги, потом еще одного, и еще, пока мой пляж не оказался заполненным динозаврами.