— Без твоей помощи она не победит в этом поединке, — заключил Дубич.
Яннас отвела взгляд от лица Дубича и долго молчала.
— Зря она так доверилась мне, — наконец сказала она.
— У нее на то была своя причина. Она спасла тебе жизнь. Она никогда не просила твоей благодарности, но ты должна быть ей благодарна.
— Вероятно. — Тихий голос Яннас был полон иронии.
Дубич изучал ее лицо, ища хоть каких-то проблесков любви или преданности. Монотонное гудящее пение заполняло тишину — голос великолепного роя, который создала Яннас, когда была еще ученицей, затем помощницей пасечника и наконец главной пасечницей.
И Дубич отступил, признавая свое поражение.
— Как поживает рой? — спросил он.
— Пчелы хорошо перезимовали, — ответила Яннас. — Один улей растит новую матку. Скоро мы сможем основать новый улей.
В голосе ее была теплота, которой никогда не доставалось людям. Даже тем, кто вправе был рассчитывать на ее благодарность. Если бы, с отчаянием подумал Дубич, если бы только она могла относиться к нам. как к пчелам!
— Так или иначе, а скоро у нас будет новая матка, — сказал он, и эти слова причиняли ему нестерпимую боль. — Придется тебе выбирать, на чьей ты стороне. Я надеюсь, ты выберешь Мэгвин.
Он ждал, но Яннас ничего не сказала, и пришлось Дубичу уйти, так и не добившись ответа.
Когда Яннас сообщила, что пчелы готовы покинуть ульи, лагерь пришел в движение. Настроение у всех было приподнятое — для людей, как и для пчел, наступало новое кочевье Скоро процессия с плетеными носилками потянулись вверх по извилистой тропе к ульевому шатру. Толпа рабочих поднимала тяжелые ульи на носилки и расходилась с ними по заранее выбранным местам на равнине. Посреди суеты стояла Яннас, отдавая распоряжения. Вокруг нее было тихо, точно само ее присутствие усмиряло жизнерадостную сумятицу этого дня.
Она заранее пометила каждый улей, и теперь носильщики парами расходились по неровной земле, унося с собой запечатанные ульи. Скоро эти ульи рассыплются в укромных местечках горных лугов, среди ледниковых речек и каменных осыпей. Нектар цветов Рассвета, с точки зрения людей, обладал грубоватым вкусом, но пчелы подкреплялись им, копя силы для долгого паломничества на восток.
Ульевый шатер лишь наполовину опустел, когда Яннас велела остановиться — остальные ульи предназначались Ренате Когда толпа рассеялась, Яннас забросила на плечо мешок со снаряжением и пошла открывать ульи. Она всегда занималась этим в одиночку.
Выше речной долины далеко, насколько хватало глаз, тянулась бескрайняя, изъеденная ледниками равнина. Ледяной ветер с западных гор свистел над ней, лишь изредка запинаясь об одинокие валуны. Это было не то место, куда они пришли, чтобы начать прошлое кочевье. Там уже давно настало утро. А здесь был новый край, лишь недавно освободившийся из цепких объятий ночи. Всю свою жизнь дети в лагере будут видеть, как эта земля цветет, рождает плоды и ждет урожая; но никогда они не увидят ее возрожденной. Это будет дано только их потомкам.
Угрюмым призраком брела Яннас по миру воды и камня. Ее искаженная большая тень металась от камня к камню, точно была намного моложе своей хозяйки. На Яннас был цельно-кроенный костюм, штанины заправлены в высокие сапоги, ворот и зарукавники тесно прилегают к телу, чтобы вовнутрь не проникли пчелы. Черная сетка была откинута на плечи, словно платок, но даже подойдя к первым ульям, Яннас не стала опускать ее на лицо.
Ульи стояли в долине, прикрытые от ветра извилистой грядой мелких камней. Яннас убедилась, что каждый леток смотрит на низкое солнце и что глиняные цилиндры прочно стоят на земле, накренясь чуть вперед, чтобы в улей не попадал дождь. Там, где крен казался ей недостаточным, она исправляла положение с помощью плоского куска сланца. Затем она по очереди приоткрывала верхушки ульев, желая убедиться, что у пчел в достатке меда для еды, и отмечая ульи, где запас был явно мал. Наконец она сняла сетку, опутывавшую первый улей, открыла леток и села неподалеку на камень, чтобы посмотреть, как будут вылетать пчелы.
Вначале они медлили, не уверенные в новом мире, который ждал их снаружи. Наконец вылетели несколько пчел и принялись кружить вокруг улья на отвыкших от полетов крыльях. Когда Яннас увидела, что одна пчела направилась к ближайшему кусту вечнослезки, улыбка тронула ее губы — точно солнце проглянуло над свинцово-угрюмыми водами озера.
Она никогда и не верила, что это люди спасли ее из-под обломков прошлого Ее спасли пчелы. Они научили Яннас по-своему смотреть на мир и не видеть в нем, везде и всюду только себя.
Яннас смотрела на землю под ногами, мысленно перевоплощаясь в пчелу. Безжизненность этого края была лишь иллюзией. Люди ничего не видели вокруг — и ошибались, потому что смотрели не туда. В этом мире все было тонко и мелко. В каждой расселине, в каждом укромном уголке царила жизнь: лишайники, мхи, которые цвели мелкими белыми цветочками, цветы и травы, предпочитавшие расти не вверх, а вдоль земли. Яннас почти слышала, как в тонком слое почвы прокладывают себе путь жуки, как шевелятся корни, втягивая воду, как дышит освобожденная от зимних тягот земля.
Когда Яннас двинулась к следующей группе ульев, она уже не смотрела хмуро перед собой, но, откинув голову, всей грудью вдыхала свежий воздух. Она сошла с дороги, чтобы поглядеть на порожденное весной озерцо, у которого цвело несколько «девичьих слезок». Все цветы Рассвета носили грустные названия, и Яннас, давая им новые имена, следовала традиции.
Вторая группа ульев была установлена небрежно, видимо, неумелыми юнцами. Яннас исправила, что могла. На сей раз ей пришлось разжечь дымарь, чтобы успокоить пчел в одном улье, где сместились соты.
Она добралась уже до третьей группы ульев, когда поняла, что кто-то идет за ней по пятам. Оторвавшись от работы, Яннас успела заметить, как за дальним камнем мелькнула чья-то тень. Владелец ее оставался невидим, но не он один совершал в этих краях обычную ошибку — прячась сам, забывал о тени.
Яннас присела неподалеку от ульев, чтобы подкрепиться и поразмыслить, кто же это за ней следит. Она уже доволно далеко отошла от лагеря. Если это бродячий варвар, ульи послужат ей надежной защитой, потому что варвары хорошо знали и опасались пчел. А впрочем, Яннас догадывалась, что здесь не обошлось без смятения в Семье Мэгвин Гар.
Слева от нее со стуком осыпался гравий. Яннас подняла голову. Рената Облин стояла, одной ногой опираясь на валун, локтем уткнувшись в согнутое колено, руку положив на бедро.
Она походила на готовую к подвигам воинственную героиню древних сказаний.
— Ты сидишь так близко от ульев из беспечности или из бравады? — Спрашивая это, он перебирала в ладони горсть камешков, и они громко щелкали.
— Ни то, ни другое, — ответила Яннас и снова принялась за ржаной хлеб с орехами.
— Ты в трех футах от ульев, а на тебе ни перчаток, ни сетки. Ты даже не надела сетку, когда открывала улей.
— Пчелы знают меня. И их укусы для меня нет так болезненны, как для всех прочих.
— Тебе повезло. Если бы здесь на кого-нибудь другого налетел рой, человек погиб бы, не добравшись до лагеря.
Она двинулась вперед, но остановилась шагах в пяти от Яннас.
— Я — Рената Облин. Прости, что не стану пожимать тебе руку.
— Яннас. — Она едва кивнула в сторону Ренаты.
— Яннас Безымянная, — сказала Рената. — Я знаю. Я слыхала о тебе даже в Семье Облин. Наших пасечников приводили в трепет твои сорта «Резкая сладость» и «Утренняя Зелень». Говорили, что ты одержимая.
Яннас стиснула зубы, подумав о тайном смысле подобного утверждения.
— Ты бы лучше вернулась и позаботилась о пчелах, — сказала она, складывая в мешок остатки обеда. — Они начнут чахнуть, если ты передержишь их в ульевом шатре. Им нужна свобода.
Усмешка исказила красивое лицо Ренаты.
— Советуешь врагу? А что скажет Мэгвин Гар?
— Я говорю это не ради тебя, а ради твоих пчел. Не хочешь — не слушай. — Собственный голос казался Яннас угрюмым и старым.
— О, я слушаю, — уже серьезно проговорила Рената. — Я не пропущу ни единого твоего слова.
Яннас подняла на нее проницательный, скептический взгляд.