Она бродила почти по колено в огненных зарослях венчаль-ниц и обрывала увядшие цветы, чтобы дать распуститься новым бутонам. Эти цветы на длинных стебельках походили на застенчивых подростков, хрупкие, но пылкие, как и сам этот край. Яннас потянулась к очередному цветку и задержала руку — здесь уже трудилась пчела. Трудно объяснить, почему, но Яннас почувствовала — это одна из ее пчел. Бывших ее пчел.
Оглядевшись, она увидала и улей — он был надежно скрыт под каменным карнизом. Это был улей Семьи Гар, а значит, здесь Рената. На миг Яннас заколебалась, потому что осматривать улей чужой Семьи считалось дурным тоном; однако желание убедиться, что с ее пчелами не обращаются дурно, преодолело остатки хорошего воспитания.
Пчелы деловито сновали взад-вперед, нося в улей груз пыльцы и нектара. Однако когда Яннас вгляделась пристальнее, то поняла, что движутся они чересчур быстро. Едкий запах плыл над ульем. Мучимая подозрениями, Яннас достала свой пчеловодный нож и вогнала лезвие в расщелину крышки улья. Она приподняла крышку и едва не задохнулась от сильного запаха.
— Прочь отсюда! — повелительно крикнул мужской голос.
Яннас оглянулась и увидела Гудина, сына Забры — он с распахнутым на груди воротом стоял в нескольких ярдах от нее, на гребне утеса. В руках он держал натянутый лук, и стрела целилась в Яннас.
— Опусти лук! — гневно велела она. — Или твоя мать ничему тебя не учила?
Гудин, не спеша подчиняться, громко свистнул. Рядом возникли еще двое и, пробираясь через заросли цветов, двинулись к ним.
— Отойди от улья! — приказал Гудиу угрожающе качнув луком. Голос у него был грубый, дерзкий. Яннас опустила крышку улья и отошла прочь. Гудин подошел к ней и взял у нее посох и нож.
— Я поймал шпионку, — сказал он подошедшим сотоварищам.
— Брось паясничать, — сказала ему Яннас. — Смотреть на тебя смешно.
Гудин грубо толкнул ее:
— Пошли!
Под охраной троих юношей Яннас пошла к северу.
Лагерь Ренаты был расположен там, где река расширялась в небольшое озеро, затопив свое устье. В этом небольшом и слаженном лагерое явно царила дисциплина, и Яннас с горечью вспомнила о неразберихе, в последнее время завладевшей лагерем Мэгвин Гар. Гудин оставил их побежал вперед с известием.
— Итак, вот и Мэгвин Гар прибыла, — сказала Рената, подходя к ним через лагерь. Она шагала рядом с Гудином, то и дело задевая его бедром, и эта мелочь вдруг напомнила Яннас о любовной игре глупышей.
— Мы вас заждались, — продолжала Рената. — Вы замешкались в Рассветных Землях. Празднество Цветов закончилось; все прочие Семьи давно ушли отсюда.
— Мы следовали плану, — угрюмо отозвалась Яннас.
— Пока вы морозили своих пчел, мы здесь наслаждались жизнью, — легкомысленно заметила Рената. — Мы многому научились и кое-что испытали на практике.
— Например, опаивали своих пчел, — сказала Яннас.
Рената глянула на Гудина.
— Мы поймали ее, когда она совала нос в наш улей, — сообщил он.
Воцарилось молчание.
— Экстракт луговой соломки, — наконец сказала Рената. — Совсем чуть-чуть в лоток на дно улья. Стимулирует работоспособность пчел. За тот же срок они собирают меда на треть больше.
— А тебе никто не говорил, что это вредно для пчел?
— Подумаешь, бабушкины сказки. Мы попробовали, и с пчелами ничего не стряслось. — Она запнулась. — Или еще стрясется?
Она жаждала знаний. Гнев охватил Яннас: эти сосунки ставят опыты на пчелах, даже не понимая, чем рискуют.
— Бабушкины сказки тоже иногда говорят правду. В это кочевье твои пчелы будут благополучны, но ты измотаешь их вконец. В новом кочевье проку от них не будет.
Рената лишь пожала плечами:
— Пока меня заботит это кочевье.
— Хорошая правительница должна думать и о новых кочевьях.
— Напомни это мне, когда я стану правительницей.
Яннас до смерти хотелось влепить ей пощечину. Безответственная, самоуверенная девчонка, думает, что все на свете в ее власти. Она даже не подозревает, как быстро любая случайность может отнять у нее эту власть. Да и откуда ей это знать? Она ведь еще ни разу не ошибалась.
Гудин что-то шептал на ухо Ренате. Вид у него был встревоженный. Рената кивнула:
— Да, лучше нам задержать ее. Без своей пасечницы Мэгвин Гар обречена.
От этих слов сердце Яннас тревожно забилось. Однако она хорошо — слишком хорошо — знала Ренату. Высокомерным, слегка презрительным тоном она проговорила:
— Это бесчестный путь к победе. Всякий скажет, что ты выиграла обманом.
Именно это и следовало сказать.
— Она права, — проговорила Рената. — Не надо бесчестных уловок, Гудин. У меня идея получше. — Она что-то прошептала юноше. Тот нахмурился, но ушел прочь. — Иди со мной, сказала Рената. — Ты не можешь уйти, не испробовав нашего гостеприимства.
Шатер Ренаты был обставлен скромно и строго — точь-в-точь обиталище военного вождя в походе. Стол, однако, она накрыла обильный, щедрый — Яннас уже много кочевий не видала такого изобилия. Она старалась не показать, какое удовольствие доставила ей эта трапеза.
Когда они покончили с едой, вошел Гудвин, неся кувшинчик с медом. Рената распечатала его и намазала на рисовую лепешку тонкий слой бледного, почти прозрачного меда.
— Мы недавно сделали этот сорт, — сказала, она протягивая галету Яннас.
Яннас с нескрываемым любопытством откусила кусок лепешки. У меда был тонкий аромат.
— Незабудки, — сказала она.
— Да, нам попалось множество незабудок.
Яннас уронила каплю меда на язык, втягивая ноздрями медвяный запах. Затем вгрызлась в лепешку.
Мед был каким-то удивительно своеобразным, хотя формула оказалась довольно простой. Вкус зари и ранних цветов наполнил рот Яннас, эссенция из юных цветов на длинноногих стебельках и земли, которая не знала ошибок и поражений. Воспоминания нахлынули на нее. Никогда ей не сделать такой мед. Теперь уже никогда.
— Нравится? — спросила Рената.
Янная отвернулась, чтобы спрятать лицо. Впервые за все это время она поняла, что может и не выиграть состязание. Ренате недостает опыта, но она может победить одной только жизненной силой юности.
— Я не судья, — сказала вслух Яннас. — Это молодой мед. Для меня — даже слишком молодой.
Она шла обратно, продираясь через высокую траву, а память о вкусе этого меда неотвязно преследовала ее.
Когда отряд Мэгвин пришел в выжженные солнцем, поросшие низкой травой степи, началось поветрие. Оно охватило детей. Совсем недавно они купались в реке и бегали полуголые по солнышку, бронзовея от загара; и вот уже тряслись в лихорадке, мучились сухим тяжелым кашлем, покрывались сыпью.
Фармацевт Рима пришла в шатер Мэгвин Гар, чтобы сообщить диагноз. Семья стояла лагерем у широкой мутной реки, которая рукавами прорезала равнину и исчезала в синей дали у горизонта. Дубич откинул полог шатра, чтобы внутри веял прохладный восточный ветерок, и сидел сейчас с поджатыми ногами, починяя какую-то кожаную одежку. Жаркое солнце неподвижно висело в небе.
— Пятнистая лихорадка, — сказала Рима. — А у меня сегодня пришел к концу запас меда из седоглава. Мы решили не идти на юг, чтобы пополнить запас целебных медов, а сегодня наши внуки могут дорого заплатить за нашу ошибку.
Мэгвин Гар ничего не возразила на этот упрек, но Дубич-то знал, как она мучается. У каждого в эти дни было в чем обвинить ее.
— Еще не поздно повернуть на юг, — сказала она.
— Поздно, если мы хотим еще собрать мед с пустынных цветов.
— Это можно совместить.
У Дубича заныли кости при одной этой мысли.
— К лесам, где растет седоглав, путь долгий, — тихо сказал он. — Мы не сможем дойти туда и вернуться вовремя.
— Придется, — упрямо бросила Мэгвин Гар. — Я не хочу, чтобы умерли мои внуки.
Это было адски трудное путешествие. Половина Семьи болела, другая половина сбилась с ног, ухаживая за больными, а Мэгвин все время неустанно подгоняла отряд. Когда они добрались до леса, двое детей умерло, и кое-кто говорил, что это из-за тягот пути.