— Ты никогда мне не рассказывала, как она умерла.
— Зто случилось в исследовательском рейсе, вокруг Гольф-ских островов… — Диана замялась. — Папа никогда не рассказывал мне подробностей, сказал только, что мама ныряла и… Я была тогда совсем ребенком. Он бросил свою работу и стал рыбаком.
Помнится, Дэниел Уэстэвэй как-то сказал мне: «Джо, рыбак не любит моря. Он его только грабит…»
Я отключился и отправился в Луизу. Порывы ветра, то и дело меняя направление, хлестали по равнине, гнули деревья, точно луки. Вести машину было нелегко; несколько раз меня сбивало с дороги, и приходилось продираться через кустарник. Наконец я отключил подъем и перенес тяжесть на колеса. Полегчало. Я прибыл в город вскоре после полудня, припарковался и пешком прошел пару кварталов — туда, где стоял вытащенный на берег прогулочный корабль «Принцесса Луиза».
На тротуаре была установлена трибуна, и уже издалека я услышал пронзительный голос, обращавшийся к толпе. Там собрались по меньшей мере пять сотен людей, и везде мелькали камеры «Видео-Три». Яблоку негде упасть, а толпа все прибывала.
— … Человек-Разрушитель, — вещал пронзительный голос. — Неужели нет предела его самоуправству? Неужели он так и будет попирать все живое на своем пути к владычеству над природой? Исчезли с лица земли гагарка и странствующий голубь, гигантский панда и сибирский тигр, гризли и американский лось…
Говорила Мираида Марджорибэнкс.
— Кое-кто из нас сражается с приливом безразличия, — вещала она. — Немногие из нас все еще вносят свой малый вклад в продолжение существования животного царства — если только можно назвать царством эту жалкую кучку уцелевших.
Я рада, что могу внести свою лепту в это благородное дело. — Она сделала паузу и погладила по голове небольшую пятнистую собаку, которая лежала у ее ног. — В «Тихоокеанском Питомнике» я воссоздаю наземную жизнь. С любовью и самоотверженностью я возрождаю то, что отняли у нас ревность и ненависть человека. Я приглашаю вас в любое время посетить «Тихоокеанский Питомник» и стать свидетелями совершенных мной превращений, познакомиться с живыми существами, которым я дала новую восхитительную жизнь. Вы можете приобрести моих питомцев. — Она подняла морскую собаку на руки, покачала ее, погладила по голове. — Тот не знает бескорыстной любви, кто не познал преданности морской собаки! — провозгласила Миранда, точно участвовала в рекламном ролике; впрочем, кто бы ни поручился, что так оно и было?
Толпа одобрительно забормотала, затем восторженно загудела — это к микрофону подошла Кариока Джонс. Она ослепительно улыбнулась и взмахнула листком бумаги. Над нею развевалось знамя.
— Друзья мои! Вот судебный запрет, который по нашему настоянию принял суд! Здесь говорится, что отвратительный негодяй Уэстэвэй не может уничтожить Ползучий Риф, под угрозой немедленного заключения в тюрьму! Разве это не чудесно? Я уверена, что вы все так же взволнованы, как и я, а потому предлагаю сию минуту отправиться маршем в лагуну и в открытую схватиться с Уэстэвэем! По пути вам будет обеспечено снабжение едой и напитками, а кроме того, назад вас доставят транспортом, об этом уже позаботились. Как вы знаете, ничто так не способствует упадку сил и духа, как необходимость плестись пешком после демонстрации.
Она улыбнулась еще шире, так что накрашенный рот перечеркнул лицо кроваво-алым шрамом, зябкий ветер развевал ее прямые черные волосы. Ужасная женщина, но со своим делом она справилась — лучше некуда. Рядом с ней Миранда Мардэжорибэнкс пыталась что-то сказать, но вдруг обнаружила, что ее задвинули на вторую роль — обычная судьба партнеров Кариоки на шоу.
— Итак, в поход! — весело прокричала бывшая звезда «Видео-Три». — Все, как один, поднимем наши знамена!
Передо мной вырос лес развевающихся на ветру флагов. Я попятился и, чувствуя себя дезертиром, бочком двинулся к машине. На обочине я заметил нескольких людей из планерного клуба; Дуг Маршалл отпустил какую-то шпильку насчет моего позорного отступления. Я двинулся на юг — на небольшой высоте, предусмотрительно выпустив колеса.
Всю дорогу я сражался с рулем. Движение было не слишком оживленное, но дважды я миновал грузовики с припасами для участников марша. Сразу за «Тихоокеанским Питомником» дорога круто изгибалась, затем вливалась в шоссе, ведущее вниз к лагуне. По холму взбиралась раскрасневшаяся и запыхавшаяся Диана, за ней вприпрыжку следовал Милашка.
— Папа велел вернуть его в питомник, — с несчастным видом пояснила она.
— Я думал, он захочет испортить настроение Миранде.
— Оно так, но он сказал, что не желает, чтобы его надували, и что не заберет назад Милашку, пока тот не исправится. — Диана поколебалась. — Я всерьез беспокоюсь, Джо. Папа уже установил все «поппиты» и теперь сидит там, злорадно уставясь на панель дистанционного управления, Я… я боюсь, случится что-нибудь ужасное…
Я спустился в лагуну и припарковал машину. Дэн стоял на пороге дома, уперев руки в бока и посмеиваясь.
— Приехал повеселиться, Джо?
Вид у него был совершенно непринужденный. Панель управления лежала на скамье у подветренной стены дома. Прибой расшвыривал гальку, и воздух был туманным от водяной взвеси. Паршивая погода для общественных мероприятий. Мои брюки пропитались влагой. Дэн, должно быть, тоже промок насквозь, но ему сегодня все было нипочем.
Прилетел полицейский вертолет, сел, опасно раскачиваясь и расшвыривая водоросли. Ренни Уоррен с сердитым видом зашагал к нам.
— Что, Дэн, все еще не отказался от своей затеи? — Он одарил меня пронзительным взглядом. Ренни явно считал меня сообщником, и если Дэн не образумится, как бы мне не оказаться за решеткой. — По холму поднимается почти тысяча демонстрантов, парень, Что прикажешь мне делать, если дела обернутся совсем худо?
— Так значит, в одной Луизе почти тысяча тупоголовых ханжей, — удивленно пробормотал Дан. — Разве не показывает это, что сидит глубоко в нас, дожидаясь смуты, чтобы вылезти наружу? Эти олухи едят мясо, травят крыс и обрызгивают инсектицидами розовые кусты — но вот кто-то говорит им, что чертов Риф, в отличие от крысы, бесценен и чудесен, и вот они уже верят этому, и вот уже без всяких вопросов идут сражаться за Риф!
Говорю тебе, Уоррен: этот Риф — убийца. Остается лишь надеяться, что таких, как он, немного, иначе конец рыболовству.
— Дан, — сказал Ренни, — если кто-нибудь взорвет Риф, я лично сопровожу его в тюрьму.
Наступило тяжелое молчание. Я уже жалел, что не остался дома. Дэн, шестеро полицейских и я, грешный, стояли и смотрели на Риф. Иисусе, хотел бы я знать, что творится в голове у Дэна!
Затем мы услышали крики. С вершины холма к нам текла толпа. Мужчины, женщины, дети, собаки, даже сухопутные рыбы. Над ними развевались флаги. Впереди шагала Кариока Джонс. Бесконечное шествие исчезало за вершиной холма.
Кариока Джонс остановилась перед нами. Вид у нее был ужасный — косметика размазалась по лицу, черные волосы прилипли к черепу. Однако глаза ее победно сверкали. Она дождалась, пока Миранда и другие ее спутники подойдут поближе, затем сунула руку в изукрашенную драгоценностями сумочку и с торжествующим видом извлекла бумаги. Толпа остановилась, вытянувшись вдоль по тропе и вокруг мыса. Точь-в-точь римляне в Колизее, ожидающие смерти гладиатора. Кариока протянула бумаги Дэну.
— И что же ты на это скажешь, мерзавец?
Дэн быстро прочел документ усмехаясь. Уоррен Ренни настороженно шагнул к панели управления.
— Все в порядке, Кариока, — сказал Дэн. — Вполне законная бумага.
Кариока сузила глаза и стремительно обернулась к своей свите.
— Ив! Веди демонстрантов к Рифу, хорошо? — Она снова повернулась к Дэну. — Ты меня не обманешь. Убери взрывчатку, пока не подверглась опасности жизнь сотен невинных людей!
— Нет.
— Господи! Ты соображаешь, что говоришь?
— В судебном запрете сказано, что мне нельзя взрывать Риф. Я и не взрываю. Но вот «поппиты» останутся на местах, и я, Кариока, нипочем не полезу вынимать их оттуда собственными руками. Если хочешь знать, почему, спроси Джима Андерса.
— Эй, Уоррен Рени! Полицейский ты или нет? Почему ты позволяешь этому дьяволу держать нас всех в заложниках?