Однажды в полдень она очнулась на освещенном отроге Великого, усыпанном острыми камнями. Пути дальше не было, обратный путь также казался невыносимо тяжелым. Впервые после смерти своего спутника она заплакала, но влага сразу же замерзла.
Тогда она попыталась спастись от холода, зарывшись в коричневую соль. Это помогло только тем, что показало ей всю бесплодность этой попытки. А почему нужно прятаться от холода? Почему бы не уйти во сне за своим спутником? Но мысль о детенышах ее остановила. Она с трудом приподнялась и… и увидела следы.
Собственно, это были всего лишь две параллельные линии, почти не заметные на твердой горной породе, интереса они никакого не представляли, кроме одного — вокруг них валялись крошки хлеба. Забыв о холоде, она бросилась на эти крошки, тщательно выцарапывая каждую из соли. Наесться было нельзя, но все же лучше, чем ничего.
Через несколько минут она съела все, что могла, и двинулась вперед, по следам, в скалы, в поисках места для ночлега.
Если повезет, утром она сможет продолжить свой путь.
На Девятый Земной День (они сами придумали для себя удобное исчисление) первый человек, ступивший на Марс, Прес Ридли, заявил Джераму:
— Мы им уже надоели.
Пояснять ничего не требовалось; под «ними» Прес подразумевал всех оставшихся на Земле, всех, имевших отношение к работе Центра управления полетами в Калининграде, да и вообще всех жителей Земли — все 8,4 миллиарда.
— Ты действительно так думаешь? — поинтересовался Джерам. Он довольно терпимо относился к закидонам Преса, даже иногда находил их забавными.
— О черт, конечно же. Я ученый; нас просто обокрали. Практически для всей Америки и Европы мы сейчас не видны, смотрят китайцы, но им все равно, что смотреть.
— Нам, вероятно, надо бы сдвинуть передачи на другое время. Ежевечерние репортажи на пути к Марсу совпадали с началом «Дружной семейки» по другому телеканалу, заведомо самой популярной передачей в Северном полушарии. Наши шансы при этом, конечно, резко падают.
Эти слова Джерам пропустил мимо ушей; война на Южном полюсе была для него всего лишь одним из великого множества региональных конфликтов. Он даже не был уверен, помнит ли, кто там с кем дерется и во имя каких великих принципов.
— Осторожно, — внезапно сказал Прес. Джерам уже тормозил, чтобы обогнуть оползень. — Наверно, это мы его стронули на пути вверх.
Скутер, нагруженный образцами с высочайшей вершины Марса, чуть не ухнул в яму на дороге. Три раза сильно тряхнуло. Скутер сильно накренился, сильно ударился кормой о валун. Джерам застопорил машину и подождал, не загорится ли сигнал поломки.
Пресу такие ситуации нравились:
— Будто по шпалам едем.
— Орел, Орел, вызывает Птица.
— Орел слушает. Что случилось? — голос Тани доносился к ним в данный момент с планетарного модуля примерно в пяти милях от них. Таня наблюдала за их продвижением через корабль на орбите — «Миллениум Фалькон» и «Спутник», — передающий сателлит.
— Здесь дороги уж, по крайней мере, не хуже, чем из Москвы в Звездный городок, — заявил Прес. Джерам некоторое время тренировался у русских и знал, что Прес не преувеличивает — дороги там по-прежнему были самые плохие в Европе.
— Очень смешно.
— Всего лишь небольшая заминка на дороге. Будем через тридцать минут.
— Тогда я накрываю на стол, — так Таня любила шутить.
— Сука, — сказал Прес, едва связь закончилась.
— А по-моему, она ничего.
— Вот что мне нравится в тебе, Джерам, так это то, что ты миротворец. Скутер ты ведешь отвратительно, зато со всеми в дружбе. Вот такие, вроде тебя, здесь и будут жить когда-нибудь… если будут.
Иногда Джерам затруднялся сказать, шутит Прес или нет:
— Ты что, хочешь повести?
— Ну уж нет. Я лучше вздремну. — И Прес ухитрился откинуться в кресле пилота, положив ноги на панель управления, что в жестком скафандре было довольно трудным трюком.
Джерам что-то проворчал, дал задний ход и попятился до того места, где они оставили свой след. Скорее всего, это был просто камень, скатившийся с горы, вполне возможная вещь, так как Арсиа Моне был действующим вулканом. (Правда, расставленные повсюду зонды ничего не показали, Таня не упоминала и о землетрясении, «Фалькон» и Калининград молчали.)